Руны - [63]

Капитан ушел отдать приказание, и через несколько минут «Орел» понесся полным ходом. Он, как стрела, пролетел мимо парохода, совсем близко от него. Какой-то господин принялся раскланиваться оттуда, усердно махая шляпой; Зассенбург слегка ответил на поклон; он узнал молодого немца, который был представлен ему в пасторате в Рансдале. Еще секунда — и суда разошлись.

Гаральд Торвик, стоявший у руля, был несколько удивлен, услышав приказание ускорить ход, и крикнул одному из матросов:

— Зачем дали полный ход?

— По приказу его светлости. Мы должны опередить пароход, чтобы пристать раньше него; господа не желают, чтобы им мешали туристы.

— Так-так! Его светлости угодно, чтобы и природа принадлежала ему одному. И как это туристы осмеливаются желать тоже увидеть что-нибудь, когда туда едет принц!

— Придержите свой язык, Торвик! — сказал капитан, услышавший слова штурмана. — Вы, кажется, забыли, что принц хозяин судна, а вы у него на службе.

— У руля я исполняю свои обязанности, — грубо ответил Гаральд.

— Это только ваш долг. Вы уже не впервые позволяете себе такие непочтительные замечания. При мне вы этого, правда, не делаете, да я и не посоветовал бы вам пробовать, но я достаточно часто слышу об этом от команды.

— На меня доносили? — спросил Гаральд, бросая на матроса угрюмый взгляд. — Так я и знал!

Капитан знаком велел матросу уйти и, подойдя к штурману вплотную, продолжал нахмурившись:

— Я уже давно собираюсь поговорить с вами, Торвик. Вы объявили войну всем, кто есть на судне. Мои люди в этом не виноваты, они приняли вас как товарища, но вы, словно нарочно, стараетесь всюду нажить себе врагов. Поэтому вы не имеете права жаловаться, если они позволяют себе злые выходки по отношению к вам. Я все знаю, но не могу ничем помочь.

— Я и не требую этого, — холодно возразил Торвик. — Я и сам сумею защититься, и если не отплачу им сразу же, то за мной не пропадет.

— Что вы хотите сказать? Может быть, это угроза? Берегитесь! До сих пор я не хотел беспокоить принца по этому поводу, но если вы будете продолжать в том же духе, то вынудите меня сказать ему, что вы вносите разлад на нашем судне, и я не ручаюсь за то, что общее раздражение против вас не выразится самым непредсказуемым образом. Вы хотите довести до этого?

В эту минуту на задней палубе появился сам Зассенбург и остановился на некотором расстоянии от них. Капитан сразу же прервал разговор, с поклоном прошел мимо и поднялся на мостик.

Помолвка принца, конечно, не была тайной на «Орле», его постоянно видели с невестой, слышали, как они общаются друг с другом, но принц не выглядел счастливым женихом. Сейчас, когда он глядел на море, его лицо казалось бледным, утомленным, а взгляд был мрачным и задумчивым.

Из каюты вышла Сильвия и подошла к жениху, но принц заметил ее лишь тогда, когда она подошла вплотную. Положив на его руку свою, она позвала:

— Альфред!

— Ах, это ты! Я не хотел тревожить тебя, справляясь о твоем здоровье, ты ведь хотела остаться одна.

— О, я уже совсем здорова, — беззаботно ответила она. — Очевидно, это был приступ морской болезни.

— В такую-то погоду? Ты не страдала морской болезнью даже в бурю.

— Значит, это была усталость, но она уже прошла.

Действительно, Сильвия стояла цветущая и улыбающаяся. От пролитых слез и волнения, с которыми она недавно бросилась в объятия отца, не осталось и следа; и голос ее звучал по-прежнему шаловливо.

— Не смотри так строго, Альфред! — продолжала она. — Неужели ты станешь дуться на меня за то, что я плохо вела себя? Ты хочешь, чтобы я просила прощения?

Зассенбург выпрямился. С той минуты, как он увидел свою невесту, в его лице и во всей его внешности появилось какое-то лихорадочное напряжение. Вместо ответа он спросил:

— Верно, у тебя был папа?

— Да, полчаса тому назад. Почему ты спрашиваешь?

— Я хотел знать, чему обязан этим внезапным проблеском солнца.

— Да, папа выбранил меня; он ведь всегда на твоей стороне. — Сильвия сделала вид, что не заметила горечи его слов. — Итак, высочайший приказ гласит, что мы должны заключить мир и торжественно поклясться впредь не нарушать его. Придется, конечно, подчиниться. Или ты, может быть, не желаешь складывать оружие? Что касается меня, то я готова к примирению.

Это было сказано так неотразимо мило, что сопротивление Альфреда было сломано; он уже опять был весь во власти чар, против которых только что боролся, и, страстно схватив протянутую ему руку, воскликнул:

— Сильвия, зачем ты постоянно мучишь меня?

— А ты зачем позволяешь себя мучить? Ведь вы, мужчины, всегда утверждаете, будто вы наши повелители; так попробуй же, докажи, что ты владыка!

Девушка смеялась, говоря это, но ее глаза потемнели, и в них мелькнула почти угроза, как будто они хотели сказать: «Только посмей!»

— Зачем? Ты ведь не можешь любить, — ответил принц с безграничной горечью. — Я с самого начала знал это и все-таки не мог совладать с собой, питая надежду. Я мечтал, что, когда ты станешь моей, моя душа сольется с твоей, согреет тебя, зажжет в тебе огонь и любовь. Я думал, что добьюсь этого; увы! Напрасно; ты остаешься «немилостивой богиней».