Румпельштейн - [4]

Моя дочь предложила использовать вместо соломы её быстро растущие волосы. И это сработало. Но нам приходилось держать всё в тайне. Я не хотел, чтобы соседи начали нам завидовать, или чтобы кто-то начал спрашивать, откуда у нас солома.

День за днём мы следили за волосами Рапунцель, выжидая момент, когда сможем их состричь и использовать. Не скажу, что меня это радовало, как отца, но Рапунцель всё равно некуда было девать излишки волос, а у нас не было другого выбора.

И всё же, я по-прежнему боялся переплывать через озеро на другую сторону вместе с товарами. Солдаты могли застрелить меня прежде, чем я успею объяснить им, чего хочу, поэтому я сложил товары в лодку, прикрепил записку, в которой обозначал, кто я такой и что мне надо в обмен на свои товары, и оттолкнул лодку от берега. Слава богу, никто из солдат не рискнул переплыть в нашу деревню. Они считали нас чумой и не хотели иметь с нами дела.

Пока я стоял, погружённый в свои мысли, лодка остановилась посреди озера через пару минут после отплытия от берега.

Какой же ты беспомощный человек, Румпельштильцхен! Даже когда твоя дочь попыталась тебя спасти, ты ничего не смог сделать! Когда ты, наконец, соберёшься с силами и защитишь своих людей?

Я стоял на берегу и размышлял, хватит ли мне духу подплыть к лодке и подтолкнуть её дальше. Нет, не хватит. Я был хорошим человеком, но беспомощным и бесполезным трусом. А разве может хороший человек быть хорошим, если он такой покорный?

Сейчас, вспоминая те дни, я не могу не смеяться, глядя на своё отражение в зеркале. Возможно, добро и зло — не просто качества человека. Это профессия, и мне надоело быть хорошим. Легко утверждать, что ты хороший. Но гораздо сложнее оправдывать ожидания. Грань между добром и злом такая нечёткая, что, не зная, можно с лёгкостью ступить на серую полосу между ними. А серый — лишь на пару оттенков светлее чёрного, но он никогда не превратится обратно в белый.

Вот такие чувства обуревали меня в тот день, и вскоре вы увидите, к чему это привело.

Я почти минуту стоял на промозглом холоде у кромки воды, и тут самым непостижимым образом пришла помощь. Она тоже показала мне, насколько я бесполезен, но ещё и убедила меня в том, что я всё же хороший человек. Это было своего рода божественное вмешательство.

Из воды выпрыгнули русалки и начали подталкивать лодку к противоположному берегу. Они были молоды и прекрасны, а не злы и подлы, как описывали их древние предания. Одна из них обернулась и послала мне через плечо воздушный поцелуй. На её шее поблёскивало ожерелье, сделанное из ракушек; оно переливалось, напоминая мне свет луны среди тёмной ночи — луны, которая не появлялась на небе уже несколько ночей. Но это совсем другая история. Я покраснел и потёр затылок, думая, что сделала бы со мной жена, если бы это увидела.

На закате русалка с ожерельем из ракушек вернулась с платой за товар. Это было не золото, а две корзины с фруктами и овощами и дубовая дощечка, на которой было нацарапано:

«От лица Короля Скорби мы рекомендуем вам держать вашу магию в тайне и с нетерпением ждём вашей следующей лодки».

Подписи под запиской не было, но раз там упоминался Король Скорби, мне было ясно, что речь шла о Королеве. Король был слишком занят, защищая королевство, набирая в армию юнцов, и у него не было времени на благодарственные записки. Он был хорошим человеком, но в отличие от меня, он был сильным. И хоть его и пугали враги, но мужество нашего Короля смогло войти во многие сказки, рассказываемые на ночь детям в королевстве.

Когда я вернулся домой к моей прекрасной семье, всё было замечательно. Меня приветствовали, как храброго отца и мужа. Две самые чудесные женщины любили меня больше, чем я того заслуживал. Я не стал рассказывать им о русалках, хоть Рапунцель и нашла на дне корзинки сырую рыбу. Скорей всего, русалка тихонько засунула её туда, пока я смотрел в другую сторону.

* * *

Когда Рапунцель стукнуло пятнадцать лет, она подошла ко мне однажды кое-что показать.

— Закрой глаза, Румпельштильцхен, — она любила называть меня не отцом, а моим именем, считая его забавным. Я никогда не называл ей своего настоящего имени, но имя Румпельштильцхен из её уст звучало намного приятней, чем от тех, кто им меня обзывал.

Я закрыл глаза, не в силах сопротивляться очаровательной улыбке своей дочери.

— Теперь подожди, — произнесла она, и я услышал щёлканье ножниц. Она срезала прядь моих волос.

— Ой! — воскликнул я. — А это ещё зачем?

— Я спряду твои волосы в прялке, — восторженно ответила дочка.

— Но это всего лишь крохотный клочок, да и к тому же, мои волосы не так хороши, как твои, — возразил я.

— Я их спряду не для обычных целей, — она осторожно коснулась моего носа своими тоненькими пальчиками. У меня был большой нос, который казался ещё огромнее из-за моего небольшого туловища. Он нравился только Рапунцель, а в моей молодости отвадил от замужества многих женщин. Наверно, они считали, что я буду храпеть всю ночь, если уж не говорить о том, что он делал меня абсолютно непривлекательным.

— Да? Тогда зачем ты будешь прясть их в прялке? — спросил я.