Руль истории - [57]

Готовность к долгому безуспешному труду — не в смысле «безрезультатному и провальному», а в смысле «не приносящему личного успеха» — есть одно из главных условий реального ПОЗНАНИЯ. Только такая готовность и позволяет в конце концов добиваться настоящего успеха — одновременно и личного, и для всех.

Но как раз советские фантасты и описывали в меру своих художественных способностей великий труд открывателей истин. Описывали на собственном опыте.

Не было в истории мировой подростковой литературы жанра более человечного, более увлекательного и при том более познавательного и просветительского, нежели советская НФ.

Но есть и еще одна очень важная вещь.

Парадоксальным образом советская НФ с ее яростным антиклерикализмом и почти воинствующим богоборчеством, сама того не сознавая, оказалась единственным и неповторимым, просто — не успевшим созреть приспособлением православной традиции и ее системы ценностей, на которых спокон веку стояла и еще кое-как стоит Русь, к ракетноядерной, генномодифицированной современности. И не только приспособлением. Пожалуй, лишь она, не поминая имя Божье всуе, была способна помаленьку вывести бессребреническую, трудоголическую, братолюбивую, нетерпимую к силам ада этику православия, безоговорочно нацеленную на личное и общественное преображение, из пусть и равноапостольного, но тупика (ведь не может быть подлинной симфонии между православной церковью и государством, навязавшим своему народу капитализм). Лишь она была способна распахнуть перед традицией бесконечность. НФ успела намекнуть, как, не отказываясь от себя, не ломая хребет собственной культуре, сохраняя и преобразуя традицию, на ее основе созидать реальное будущее — пусть хоть и с помощью логарифмических линеек, электронных микроскопов и прочей неизбежно грешной посюсторонней дребедени, но в поразительном соответствии с тем, как учил людей проводить земную жизнь Сын Человеческий.

Нынешнее же общество мне все больше напоминает стайку проституток, тщетно пытающихся подчеркнуть свою индивидуальность. Одна в хиджабе, у другой здоровенный крестище болтается на вздутых силиконом грудях, третья вообще запихнула за резинку трусиков партбилет… Плюрализм, в натуре. Плюю-рализм. Но образ действий — един, и предел мечтаний — один и тот же[18].

Именно и только в тех социальных слоях и системах, где удается добиться такого вот единства, может возникать — и возникает — свобода совести и прочее правовое общество.

Ибо что, собственно, есть правовое общество? Это когда в погоне за клиентом и в попытках перебить его у товарки разрешены и оправданы любые действия, кроме тех, что прямо запрещены законом. То, что погоня подобного рода является единственной достойной уважения жизненной мотивацией, не оспаривается и даже не подвергается сомнению. Напротив, все сомнения высмеиваются. Всякое качественно иное мировоззрение забалтывается, утапливается в разноголосом шуме, превращается в индивидуальную причуду.

Во времена перестройки нас пытались переучить: разрешено все, что не запрещено. Где в уголовном кодексе под страхом наказания запрещено не уважать и не жалеть ни себя, ни ближних своих? Нигде. Стало быть — уэлкам. Красавчик, плюнь ты на Машку, у ней вечно крестик мальчикам попу царапает, пошли лучше со мной, увидишь, чего я умею!

Советская цивилизация была единственной, что попыталась противопоставить этой пошлой и безысходной свалке масштабную экзистенциальную альтернативу. И не поворачивая историю вспять, к сельской общине (как, скажем, Мао или Пол Пот), но устремляя ее в беспредельное пространство посюстороннего неба — а по ту сторону его, как ни крути, со стариковской хитринкой в глазах гостеприимно потирает ладошки Бог.

В этом непреходящая ценность грандиозного и смертельно опасного советского эксперимента, оболганного и обгаженного проститутками всех вероисповеданий (вплоть до европейских левых).

Просто надо было вовремя решиться понять и вовремя решиться объяснить: конечно, то, что мы строим, по-бусурмански можно назвать и коммунизмом, но если перейти на более понятный язык, это будет громадный общежитийный монастырь с единым уставом для представителей любых конфессий, в том числе — для атеистов. Мы не спорим, какой Бог настоящий, как и в какой церкви его надлежит славить, и нужно ли это вообще. Мы просто создаем для всех — в том числе и для себя — такие условия, чтобы общей праведной трудовой жизнью, великими свершениями, немудрящими радостями, многодетностью, гармонией между поколениями, а еще — мечтами, так похожими на самые искренние молитвы, облегчить каждому его путь к загробному блаженству. Как бы тот или иной гражданин нашей великой страны себе это блаженство не представлял. Даже если он его представляет как полное отсутствие всякого присутствия — так из-за праведной трудовой жизни на свете сем от материалиста все равно как минимум не убудет. А кому все это кажется страшной ересью, кто хочет бить баклуши, пить кровь и сосать соки, верить по старинке да силой навязывать свою веру или свое безверие другим — так на то мы не правозащитники, а большевики, и потому извольте коленопреклоненно проследовать на Колыму, в Норильск, на Новую Землю… Страна великая во всех смыслах, мест, где потрудиться, на всех хватит.