Рукопись, которой не было - [7]
Иваненко был милый улыбчивый мальчик со странными, удлиненными глазами. Как две рыбки на лице. Он больше молчал, чем говорил. Шутки он любил почти так же страстно, как и Дау. В то время Мариэтта Шагинян в «Вечернем Ленинграде» печатала «Месс-Менд» – с продолжением. В романе – Джим Доллар. Иваненко начал писать пародию на Шагинян под названием «Пит Стерлинг». Иллюстрации рисовала Ирина Сокольская, на них заметно было портретное сходство персонажей с Абрамом Федоровичем Иоффе, Френкелем и другими. К сожалению, это издание так и не было доведено до конца.
Димус снимал комнату на Васильевском. Студентам комнаты сдавали охотно – это освобождало от оплаты за дополнительную площадь. Студенты платили около пятнадцати рублей в месяц – с уборкой, электричеством, водой, кипятком утром и вечером; потом плата немного повысилась. Прежде чем Иваненко удалось снять комнату по вкусу, он пересмотрел много других. Ничего не подходило.
Однажды поздней осенью он подошел ко мне в коридоре после лекции.
– Давай я провожу тебя домой, на Моховую.
– Димус, но тебе же это вовсе не по дороге.
– Меня это не смущает.
Он стал приглашать меня в Летний сад. Сначала я отказывалась, но Димус выглядел таким несчастным. Мне хотелось по-матерински погладить его по голове и подбодрить. В Летнем саду мы гуляли, взявшись за руки. Я влюбилась. То есть тогда мне казалось, что пришла серьезная безмерная любовь; дома по вечерам меня даже немного знобило от возбуждения. Только после того, как я встретила Руди, я поняла, что такое настоящая любовь. С Димусом – да, была первая любовь, о которой я начиталась в романах. Я создала его из своего воображения и в течение полутора лет считала себя его невестой. А потом все прошло само собой, будто пелена спала, у меня чуть раньше, у него чуть позже.
Хотя мне тогда исполнилось восемнадцать, сердечный опыт был очень небольшим. Трое или четверо мальчиков ухаживали за мной в школе, но как-то вяло, и обычно эти увлечения заканчивались после первых же каникул. В те годы раннего большевизма общее отношение к любви было радикальным. В нашей боргмановской библиотеке лежала подшивка «Правды». Однажды, заглянув в нее, я наткнулась на статью известной большевички, в которой прочла:
«Если мужчина вожделеет к юной девушке, будь она студенткой, работницей или даже девушкой школьного возраста, то девушка обязана подчиниться этому вожделению, иначе ее сочтут буржуазной дочкой, недостойной называться истинной коммунисткой…»
В ходу были лозунги: «Комсомолка, не будь мещанкой – помоги мужчине снять напряжение!»
Я была воспитана на другой культуре и другой любви и, разумеется, не причисляла себя к комсомолкам. Хотя подчеркивать это на людях не стоило. Так что меня эти лозунги не касались. Думаю, что все участники джаз-банда в той или иной мере разделяли мои взгляды. Может быть, кроме Дау. Сейчас, конечно, все это – древняя история.
Гамов-Джонни был старше всех нас. Когда меня с ним познакомил Ландау, Гамову было уже двадцать два года. Он был высокого роста, стройный, лицо с правильными чертами. Совершенно неэмоциональный и рассудочный. Говорил очень высоким голосом («Канарейка на десятом этаже», – сострил как-то Руди). В общем, полная противоположность мне. У меня было прозвище Женя Крикулькина. А сестру Нину звали Нина Крикулькина. И тем не менее мы с Гамовым стали близкими друзьями.
Гамов не меньший мастер на всякие розыгрыши, чем Дау: посылал Дау мифические телеграммы, содержавшие будто бы экспериментальные подтверждения тех или иных гипотез, а затем – в следующей телеграмме – сообщение об их опровержении…
Ситуация с деньгами у Джонни была самой тяжелой из всех нас. Его отца, потомственного дворянина, естественно, обобрали до нитки. Джонни приходилось зарабатывать самому, причем никак не меньше пятидесяти рублей в месяц. Приехав в Ленинград в 1922 году и поступив в ЛГУ, он сразу же устроился наблюдателем на метеорологическую станцию Лесного института. (На подобной станции через несколько лет буду работать и я.) Станция помещалась в железной башне, где зимой был дикий холод. Правда, там стояла печурка, но ее надо было топить, и надо было пилить дрова, а на это Гамов был никак не способен. Когда однажды на метеостанцию пришел главный начальник, в журнале Гамова не оказалось ничего, ни одной строчки записи.
– Я думал, что самописцы сами все делают, сами записывают, – оправдывался Гамов.
Его с треском выгнали.
Он раньше всех из джаз-банда закончил университет, в ноябре 1924 года, и, поступив в аспирантуру ЛГУ, одновременно начал работать в Оптическом институте и преподавать в мединституте. Конечно, я не могла удержаться, и вот росчерком пера появился куплет:
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.
Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.
Рей и Елена встречаются в Нью-Йорке в трагическое утро. Она дочь рыбака из дельты Дуная, он неудачливый артист, который все еще надеется на успех. Она привозит пепел своей матери в Америку, он хочет достичь высот, на которые взбирался его дед. Две таинственные души соединяются, когда они доверяют друг другу рассказ о своем прошлом. Истории о двух семьях проведут читателя в волшебный мир Нью-Йорка с конца 1890-х через румынские болота середины XX века к настоящему. «Человек, который приносит счастье» — это полный трагедии и комедии роман, рисующий картину страшного и удивительного XX столетия.
Иногда сказка так тесно переплетается с жизнью, что в нее перестают верить. Между тем, сила темного обряда существует в мире до сих пор. С ней может справиться только та, в чьих руках свет надежды. Ее жизнь не похожа на сказку. Ее путь сложен и тернист. Но это путь к обретению свободы, счастья и любви.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
При глубинном смысловом единстве проза Александра Солженицына (1918–2008) отличается удивительным поэтическим разнообразием. Это почувствовали в начале 1960-х годов читатели первых опубликованных рассказов нежданно явившегося великого, по-настоящему нового писателя: за «Одним днем Ивана Денисовича» последовали решительно несхожие с ним «Случай на станции Кочетовка» и «Матрёнин двор». Всякий раз новые художественные решения были явлены романом «В круге первом» и повестью «Раковый корпус», «крохотками» и «опытом художественного исследования» «Архипелаг ГУЛАГ».
В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)
Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.
Мама любит дочку, дочка – маму. Но почему эта любовь так похожа на военные действия? Почему к дочерней любви часто примешивается раздражение, а материнская любовь, способная на подвиги в форс-мажорных обстоятельствах, бывает невыносима в обычной жизни? Авторы рассказов – известные писатели, художники, психологи – на время утратили свою именитость, заслуги и социальные роли. Здесь они просто дочери и матери. Такие же обиженные, любящие и тоскующие, как все мы.