Рукопись из тайной комнаты. Книга первая - [44]

– О! Jugendstil! – фрау Шварц села на своего конька.

Про Югендстиль она могла говорить часами. И надо отметить, была прекрасной рассказчицей. В данном же случае семена, что называется, упали на благодатную почву – и Густа, впервые увидевшая эту красоту, и даже Эмилия, уже бывавшая здесь, заинтересовались.

Увидев, что его спутницы заняты, и развлекать их нет нужды, герр Шварц откинулся на спинку стула и стал созерцать постепенно наполнявшийся зал. Уже пробило девять, и до начала вечерней программы оставалось меньше часа. Публика стремительно прибывала. Пару раз герр Шварц раскланивался с входящими, приветственно снимавшими шляпу и в свою очередь слегка кланявшимися ему.

Вскоре зал уже был заполнен до отказа. На небольшом возвышении появились музыканты и принялись негромко настраивать свои инструменты.

Официант, принимавший заказ, вновь появился у их столика.

– Позвольте? – вежливо обратился он к фрау Шварц, – демонстрируя ей принесённое блюдо. На тарелке лежала большая, запечённая в тесте отбивная, аккуратно поджаренные румяные ломтики картофеля и множество фигурно нарезанных овощей.

Фрау Шварц милостиво кивнула, и официант сноровисто расставил перед каждым их порции. Но удивила Густу не еда, а посуда, на которой был подан ужин. Невероятной красоты тарелки, расписанные цветочным орнаментом, поразили её в самое сердце. А поглядев на принесённые официантом столовые приборы, она поняла, что в жизни не видела ничего подобного. Есть этими произведениями искусства было кощунственно!

Но оглядевшись вокруг, Густа поняла, что это – именно посуда, которую присутствующие уверенно используют по назначению. К тому же от тарелки поднимался такой аромат, а та порция еды, которую им привозил шофёр, была так давно и такой маленькой, что, отбросив всяческие сомнения, она, наконец, приступила к еде.

Вдруг по залу пробежал шепоток, и наступила если не полная тишина, то по крайней мере затишье. К подиуму для музыкантов подходил невысокий слегка лысеющий мужчина в костюме в полоску и начищенных до зеркального блеска ботинках. «Строк, Строк» – пробежало по залу. Мужчина подошёл к роялю и поднял крышку инструмента. Затем он повернулся к залу. Публика, словно именно этого и ждала, буквально взорвалась аплодисментами. Выждав, пока овации начнут стихать, человек в костюме поклонился и, подойдя к банкетке, обтянутой таким же золотым, переливающимся в огнях люстр велюром, уселся на неё, положив руки на клавиши.

Тишина наступила тут же. Только официанты, бесшумно ступая, продолжали скользить по залу, обслуживая гостей.

При первых же тактах сердце Густы застучало так, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Она даже глянула вниз, чтобы посмотреть, не выпрыгивает ли оно в самом деле. Она знала эту музыку, она знала, кто перед ней, и теперь, она знала это точно, – она слышит самое лучшее из всех возможных исполнений – исполнение автора. Ибо за роялем сидел не кто иной, как Оскар Строк – король танго. А под его пальцами рождалась и покоряла души мелодия танго «Ах, эти чёрные глаза».

Мелодия была знакома. Недавно, на день рождения Эмилии, герр Шварц приобрёл немецкий патефон «Электро» – красивый красного цвета квадратный чемоданчик, отделанный уголками золотого цвета. Сбоку у него было отверстие, куда нужно было вставлять специальную, тоже золотистую, изогнутую ручку, чтобы заставить машину работать. К патефону прилагалась только одна пластинка, тоже в красной обложке. В ней были немецкие марши.

Но остальные гости, видимо зная заранее о подарке отца семейства, тоже пришли с пластинками. На одной из них и были целых два танго Оскара Строка – «Ах, эти чёрные глаза» и «Ожидание».

Это была одна из любимых пластинок фрау Шварц, и в доме она звучала часто. Хозяйка даже достала ноты, и они с Эмилией потратили немало времени, чтобы выучить партитуру. Но ни звучание пластинки, ни игра фрау Шварц не шли ни в какое сравнение с тем, что Густа слышала сейчас. Это было прекрасно!

А чудеса продолжались. Еда была съедена, бутылка красного вина, заказанная герром Шварцем, выпита, а музыка звучала и звучала. На танцпол стали выходить пары. Густа впервые видела, как люди, нимало не стесняясь, выходят из-за столиков и танцуют, то страстно прижимаясь друг к другу, то кокетливо двигая ножкой.

Герр Шварц, сытый и довольный, благодушно взирал на происходящее. А дамам – Густа это видела ясно – хотелось танцевать. Но, разумеется, никто не стал бы требовать от главы семьи публичного исполнения танго. Поэтому фрау Шварц вынужденно смотрела, как танцуют другие. Надо полагать, за долгие годы семейной жизни герр Шварц уже приспособился улавливать изменения настроения супруги.

– А что, mein Liebling, не заказать ли нам по случаю завтрашнего прибытия товара нечто фирменное? – он хитро посмотрел на жену.

– Что ты задумал, mein Herz? – фрау Шварц, похоже, была бы рада чему-то новому.

– Ты слышала о коктейле «Шорле-Морле»? Это их новая изюминка. Предлагаю попробовать.

Официант немедленно принял заказ. В приступе щедрости коктейль, в котором причудливо смешались сладкое красное вино, апельсиновый сок и газированная вода, был заказан всем. Газированные пузырьки били в нос, сладость, слегка разбавленная апельсином, разливалась по языку, звучала музыка, по паркету скользили пары, а свет от ажурных, слегка покачивающихся ламп менял оттенки, высвечивая или затеняя то один, то другой уголок зала.