Рукопись из тайной комнаты. Книга первая - [31]

Ева поймала себя на мысли, что хоть она и учила историю, но очень мало знает, как именно жили люди в те, в сущности, не слишком далёкие времена. Во времена столь недавно ушедшей Густы. Что происходило или могло произойти такого, чего следовало опасаться, сооружая потайные шкафы в сельском доме?

Кстати о тайне. Ева и сама не смогла бы объяснить, почему она так и не отдёргивает занавеску на окне в комнате Густы, почему старательно закрывает шкаф и даже задёргивает эту нелепую ярко-жёлтую занавеску, словно прячет от кого-то неизвестного то, что и сама пока не знает. Но почему-то именно это она и делала.

Итак, она снова залезла в шкаф.

Четыре створки скрывали широкие полки. На открытых полках, сколько Ева могла видеть, стояли книги. Большей частью это были большие старинные немецкие книги в строгих чёрных или коричневых переплётах. В нескольких наугад открытых книгах обнаружился готический курсив Зюттерлина. Это было чрезвычайно интересно. Еве – специалисту-переводчику – было крайне любопытно попробовать почитать эти книги. Хотя разбирался шрифт с трудом.

Перебрав наугад пару полок, она с удивлением обнаружила и маленький томик Гейне, в точности такой, как описывала в своём дневнике Густа. Это снова вернуло её к мысли о дневниках.

– Нужно как можно скорее прочитать дневники Густы. Может тогда я пойму, что за всем этим скрывается. – Ева уже ни минуты не сомневалась, что про тайну Густа говорила не зря. То, в чем не смогла убедить её старая женщина, с лёгкостью подтверждалось самим наличием странного потайного шкафа.

Решив оставить книги «на потом», Ева перебиралась из одного отделения шкафа к другому. Одна из дверок скрывала не открытые, как в остальных отделениях, полки, а – закрытые ящики. Ева подумала, что если бы сундук с дневниками стоял в них, скорее всего, она бы так его и не нашла. Но теперь она была готова к новым раскопкам.

Ящики открываться не хотели. Ева пробовала дёргать, тянуть и двигать – прочно сработанный прапрадедом механизм и не думал поддаваться.

– Как видно, придётся ждать Мариса, – устало подумала она.

Возможно, надо было бы позвать и папу, но – Ева была уверена – в технических вопросах папа Марису крепко уступал. А доверить тайну постороннему она точно не решилась бы.

В общем, проведя весь вечер в бесплодных попытках сделать очередное открытие, Ева улеглась спать, готовая завтра же приступить ко второй тетради дневника таинственной фройляйн Августы.

Глава четвертая. Густа. Брунгильда

1

Густа не смогла бы сказать, когда точно закончилось детство.

Но к шестнадцати годам оно, определенно, давно закончилось. Позади были долгие часы в библиотеке, где она сначала с большим трудом осваивала немецкую грамматику, а потом – взахлеб и с упоением, как губка, впитывала в себя все, что только содержалось в книгах, доверху наполнявших шкафы, сделанные её отцом.

Домой она попадала редко.

С момента вынужденного «дебюта» на рождественском празднике, где она детским голоском пела мамину песню, фрау Шварц решила, что избыток общения с деревенщиной плохо скажется на воспитании Эмилии и повредит репутации семьи. И Густа послушно учила немецкие песни и с родными виделась только по церковным праздникам.

Поначалу она, конечно, скучала. Но чем дальше, тем больше увлекала её новая жизнь и – новые обязанности.

С Эмилией всё обстояло отлично. Девочки были дружны, несмотря на разницу в происхождении и возрасте.

Эмилия, как и её мама, росла невысокой и довольно хрупкой. Большие, почти черные глаза и мелкие изящные черты лица, обрамленные густыми вьющимися каштановыми локонами, делали девочку, по мнению Густы, неотразимой.

Сама же Густа казалась себе, особенно по сравнению с хрупкой Эмилией, слишком «чрезмерной», что ли. Она тоже пошла в мать – все Янсоны были высокими и ширококостными. И – светловолосыми. Папа не раз шутил, что шведы, должно быть, заглядывали в их рыбачью деревушку по пути «туда и обратно». Были там шведы или нет, никто сказать с уверенностью бы не смог, хотя мама, слыша папину шутку, каждый раз улыбалась и говорила, что он просто завидует. Родители жили дружно, оба были очень остры на язык, иона долгое время не придавала значения их пикировкам.

Густа тоже была высокой и как ни старалась она не есть много, чтобы хоть как-то быть похожей на фрау Шварц и прехорошенькую Эмилию, у неё тем не менеекчетырнадцати годам оформилась вполне женская фигура с широкими бедрами и высокой для девушки грудью. Никакие диеты не могли сделать плечи менее широкими, а щеки – менее румяными. Две светлые, почти белые толстые косы, которые по приказу фрау Шварц заплетала Густа, оттеняли большие голубые глаза и аккуратный ровный нос.

Однако знакомство с древними мифами и сагами вновь напомнило Густе эти домашние шутки. И она придумала себе легенду. В ней смешались походы древних викингов, героические немецкие саги и «кольцо Нибелунгов». Густа представляла себе, что, возможно, в её роду был потомок легендарной Брунгильды, той самой, именем которой знаменитый Вагнер назвал валькирию Брунгильду, деву-воительницу. Но если она – валькирия Брунгильда, то ей не нужно сидеть на диетах и утягиваться поясами до обмороков. Брунгильда – «закованная в броню воительница» – не должна быть хрупкой. А она очень даже на неё похожа – широкоплечая, с широкими бедрами и не по-девичьи большой грудью, со светлыми, ниже талии косами и голубыми глазами. И Густа пропускала мимо ушей сетования фрау Шварц на её крестьянскую стать, думая про себя: «Вы даже не догадываетесь, что я – Брунгильда».