Рука на плече - [27]

— Вы любили друга друга?

— Она меня любила. Это было единственное существо, которое… — Он махнул рукой. — Ладно, все это не важно.

Ракел взяла у него сигарету, затянулась и снова отдала.

— Ты мне нравился, Рикардо.

— А я любил тебя. И до сих пор люблю. Чувствуешь разницу?

Какая-то птица выпорхнула из ветвей кипариса и закричала. Ракел вздрогнула.

— Кажется, похолодало? Идем отсюда.

— Мы уже пришли, мой ангел. Вот они, мои мертвецы. Они остановились перед небольшой часовней, сверху донизу обвитой каким-то ползучим растением, будто заключившим ее в свои неистовые объятия. Узкая дверь заскрипела, когда Рикардо раздвинул створки. Свет заполнил тесную келью с почерневшими стенами, изрытыми узкими желобами от старых водостоков. Полуразрушенный алтарь в центре был покрыт пожелтевшей от времени тканью. По обеим сторонам грубого распятия стояли две вазы из выцветшего опала. Вдоль поперечной перекладины креста, от одного конца до другого, паук соткал свою паутину, она порвалась и теперь свисала, как лохмотья плаща, наброшенного кем-то на плечи Христу. В правой от входа стене была маленькая железная дверца, за которой крутым винтом уходила вниз каменная лестница.

Ракел вошла на цыпочках, опасаясь даже ненароком коснуться этих руин.

— Как здесь мрачно, Рикардо. И ты с тех пор здесь не был?

Он тронул рукой лицо Христа, покрытое пылью.

— Ты, конечно, предпочла бы, чтобы здесь все было красиво — цветочки в вазах, свечки, все эти знаки моего внимания? Но я ведь уже говорил тебе, что люблю это кладбище именно за его запущенность, уединенность. Мосты, связывавшие его с миром, сожжены, и здесь царит смерть. Абсолютно и единовластно.

Она подошла к железной дверце и заглянула вниз сквозь заржавелые прутья. В полутьме подземелья виднелись ниши в стенах, образовывавших узкий серый прямоугольник.

— А что там, внизу?

— Там? Там ниши. А в них — мои корни. Пепел, мой ангел, пепел, — бормотал он, открывая дверцу и спускаясь по лестнице. Он приблизился к центральной нише, крепко держась за бронзовое кольцо, как будто хотел его вытащить. — Каменный комод. Он не кажется тебе величественным? А?

Стоя на верхней ступени лестницы, она наклонилась вперед, чтобы лучше разглядеть.

— И все они заполнены?

— Заполнены? — Он усмехнулся. — Нет, только те, на которых есть портрет и надпись, видишь? Вот на этой — портрет моей матери, здесь покоится моя мать. — Он коснулся кончиками пальцев эмалевого медальона, вдавленного в центре ниши.

Она скрестила руки на груди и тихим, слегка дрожащим голосом проговорила:

— Идем, Рикардо, идем.

— Ты боишься.

— Нет, разумеется, просто мне холодно. Поднимайся и пошли отсюда, я замерзла.

Он не ответил. Осторожно переместился к двум нишам в стене напротив и зажег спичку, склонившись к слабо поблескивавшему медальону.

— Мария Камила, сестренка. Я даже помню день, когда она фотографировалась для этого портрета. За две недели до смерти… Завязала волосы голубой лентой и пришла показаться: я красивая? Красивая?.. — Теперь он говорил сам с собой, ласково и серьезно. — Не то чтобы красивая, но глаза… Иди сюда, Ракел, поразительно, до чего ее глаза походят на твои.

Она спустилась по лестнице, стараясь ничего не коснуться по дороге.

— Какой холод! И темнота. Я ничего не вижу…

Он зажег спичку и передал ей.

— Возьми, сразу все увидишь… — Он отодвинулся. — Смотри на глаза.

— Но он так стерся, не сразу поймешь, что это девушка… — Раньше чем спичка погасла, она поднесла ее поближе к надписи, выбитой на камне, и прочла громко и медленно: — Мария Камила, родилась двадцатого мая тысяча восьмисотого года и скончалась… — Ракел выронила спичку и на какое-то мгновение замерла. Но она не могла быть твоей возлюбленной, она умерла больше ста лет назад! Бессовестный л…

Легкий металлический щелчок заставил ее остановиться на полуслове. Ракел оглянулась. Вокруг никого не было. Посмотрела на лестницу. Сверху Рикардо разглядывал ее сквозь прутья захлопнутой дверцы. И улыбался, лукаво и невинно.

— Это никогда не было могилой твоих предков, бессовестный лгун! Кретинская шутка! — Она быстро поднялась по лестнице. — Нисколько не остроумно, понял?

Он дождался, пока она почти коснулась рукой замка железной дверцы. И в тот же миг повернул ключ, вытащил его и отпрыгнул назад.

— Открой немедленно, Рикардо! Ну, быстро! — приказала она, пытаясь повернуть замок. — Я не выношу подобных шуток, ты знаешь. Идиот несчастный! От таких идиотов ничего другого ждать не приходится. Дурацкая шутка!

— Солнечный луч войдет в трещину в двери, там в двери есть трещина. Потом медленно, очень медленно погаснет. Ты увидишь красивейший закат в мире.

Она затрясла дверцу.

— Довольно, Рикардо, слышишь? Хватит! Открой немедленно, немедленно! — Теперь Ракел трясла дверцу что есть силы, вцепившись в нее, почти повиснув на прутьях. Она задыхалась, в глазах стояли слезы. Наконец она попыталась изобразить улыбку. — Послушай, мой хороший, все это было очаровательно, но теперь мне действительно надо идти, ну открывай…

Рикардо уже не улыбался. Он стоял серьезный, глаза сузились. Вокруг них опять веером разбежались бесчисленные морщинки.