Рука бога Му-га-ша - [6]
Он только крикнул ему:
— Что ж не в форме!
— По дороге домой, — коротко ответил Жак.
Пройдя каменный коридор, он заглянул в контору.
Минюи сидел за американскою конторкою и как-то странно теребил свои курчавые волосы. Он был очень красив, этот Минюи в своем фраке и ослепительно белом воротничке.
Жак осторожно вошел, слегка постучавшись.
Негр вдруг вскочил, словно его ужалил тарантул, и замер, с ужасом глядя на Жака.
— В чем дело? — пробормотал он.
— Виноват, мосье… Нет ли работы, мосье?..
Минюи молча сел на свой стул, словно все еще не пришел в себя.
— Работы! — пробурчал он, наконец, и вдруг заорал: — К дьяволу!
И бросился на Жака с поднятыми кулаками.
Жак так и выкатился на двор.
Он был в полном недоумении.
Минюи никогда не обращался с ним так грубо.
— Ах, черномазый дьявол! — прошептал Жак, — ну, погоди ж ты у меня!
Выйдя на улицу, Жак почувствовал свое полное одиночество. Пожалуй, он зря так круто обошелся с господином Шамуа. Теперь в тот квартал не сунешься, а там у него были кое-какие знакомые.
Ему вдруг вспомнился странный совет, который дал франтовый парень.
«Разве попробовать? — подумал Жак, — ведь не бросят же меня в море, а если и бросят, — не велика беда… Все равно погибать».
Рассуждая так, Жак врал самому себе: погибать ему не хотелось.
Он был очень молод, очень предприимчив, а главное, его соблазняла мысль работать на пароходе. Уж очень много интересных вещей рассказывали ему моряки.
Жак дошел до того мола, где он встретился с франтоватым парнем.
Пароход стоял на прежнем месте, но по некоторым признакам было видно, что он собирается наутро отчалить.
Где-то в его недрах начинало мерно биться паровое сердце.
Очевидно, приказано было держать машину под парами.
На корме Жак прочел название парохода — «Габония».
На пароходе было темно и на корме среди канатов раздавался чей-то мерный храп.
По набережной расхаживал часовой.
Между пароходом и молом было расстояние всего в два или три фута. Черная стена парохода круто уходила вниз. Слышно было, как внизу плескалось море, но в темноте воды не было видно.
Жак выждал, когда часовой отвернулся от него, а затем с ловкостью кошки перемахнул на пароход.
Он сразу съежился, чтоб его нельзя было заметить с пристани, и стал ощупью пробираться среди груды канатов.
Храп на секунду прекратился.
— Это ты, Клод? — послышался сонный голос.
Затем храп раздался снова.
Жак замер было на месте, но затем продолжал свой путь.
Большой фонарь, горевший на пристани, погас.
Стало вдруг совершенно темно, и Жак услыхал ругань часового на пристани.
— Если они не будут следить за фонарями, я отказываюсь сторожить. Черти! Дармоеды! Разве тут что-нибудь увидишь? Я же докладывал надзирателю, что фонарь начинает дурить. Сволочи!
Жак, воспользовавшись темнотою, стал быстро пробираться к тому месту, где, по его мнению, должен был находиться вход и трюм.
«Лишь бы люк не был заперт», — подумал он и тут же решил: — А заперт — не велика беда. Вернусь обратно».
И в этот самый миг он вдруг полетел куда-то в пространство. Еще миг — голова его ударилась обо что-то твердое, целый сноп зеленых и красных искр посыпался у него перед глазами и он потерял сознание.
V
СЕНСАЦИОННОЕ УБИЙСТВО
Утром 16 июля было настоящим праздником для газетных торговцев.
Газеты раскупались нарасхват, и люди натыкались друг на друга, читая на ходу.
Дело в том, что в этот день все марсельские газеты вышли с подзаголовком, напечатанным крупным шрифтом:
«Таинственное убийство Жана Лактьера».
Жан Лактьер был одним из наиболее видных марсельских граждан. Сын богатого судовладельца, он продолжал торговые операции своего отца, которые состояли главным образом в покупке слоновой кости у негрских племен Нижней Гвинеи. Но Жан Лактьер не ограничился одною только наживою. Он проник в самые недра африканского материка, изучая нравы и обычаи негрских племен, живших по течению реки Конго и еще дальше в совершенно еще неизвестных местностях. Постепенно он превратился из торговца в ученого исследователя и напечатал две толстые книги о неграх, которые были признаны весьма ценными. Несколько раз храбрый путешественник подвергался смертельной опасности, но это только еще больше подзадоривало его. Он собрал замечательную коллекцию негритянской посуды, оружия, идолов и т. п.
Его дом в Марселе был настоящий музей, посещавшийся многими европейскими и американскими учеными. Суровый и негостеприимный по нраву, он пускал к себе в дом с большим выбором. Негров он не считал за людей, и его книга «Негры и рабочий скот» вызвала в ученом мире оживленную полемику. Во время одного из его путешествий в тропическом лесу на него напал удав и обвил его своими пестрыми кольцами. Спутник Лактьера не растерялся и убил чудовище из револьвера. Но удав успел сломать ему руку и ногу. С тех пор Жану Лактьеру пришлось отказаться от путешествий. Он поселился навсегда в Марселе, был избран в муниципальный городской совет, писал статьи по экономическим вопросам, главным образом касаясь колониальной политики Франции. Иногда он гулял по набережной, опираясь на свой костыль.
Его знали все марсельцы, а няньки пугали им своих капризных питомцев, так как у него было в самом деле очень строгое лицо. Опаленное тропическим солнцем, оно навсегда осталось смуглым, что придавало ему еще больше суровости.
