Руигат. Схватка - [5]

– О-о-о… наваристая какая… с мясом…

– Только головы, хвосты и лапки, – улыбнулась девочка, сама торопливо работавшая ложкой. Самодельная ложка была неглубокой, и много в нее набрать было невозможно. Пустой желудок же требовал всего и сразу.

– И сколько она тебе пообещала?

– По две руки за «картридж», – сообщила Ук, не отрываясь от еды. – А принесла я полную упаковку. То есть… ну, не то чтобы совсем. Там несколько «картриджей» были погрызены. Но зато два – почти целые.

Мать скривилась.

– По две руки… вот жадный мангуст! Обычная такса – по три.

Следующие несколько минут они молча хлебали «тошновку», но уже неторопливо – с толком, с чувством, с расстановкой, смакуя каждую ложку. Несмотря на то, что наконец-то почувствовавшие пищу желудки яростно требовали – быстрее, быстрее.

– Уф-ф, – довольно выдохнула Ук, облизывая ложку, – наелась…

– Угу, – отозвалась мать, хрустя косточками попавшейся в ее миске крысиной лапки. – Ты у меня умница, доченька. – Она вздохнула. – Вот только я у тебя совсем расклеилась…

– Ничего, мамочка, – умиротворенно улыбнулась девочка. – Ты скоро поправишься. Все еще у нас будет хорошо. Я нашла укромный лаз в терминал. Никто не заметит…

– Ой, доченька, – вскинулась мать. – Не надо никуда больше ходить. И уж в терминал-то точно. Не дай Небесные тебя «желтоглазые» заметят. Да и незачем пока. На две руки дней нам есть что кушать, а остальное не больно-то и нужно.

– Есть зачем, мама, – упрямо нахмурилась девочка. – Тебе лекарства нужны. А ну как твоя нога сама не пройдет? А они сама знаешь какие дорогие. Сорок мисок на один раз помазать. Да и кое-что еще нужно. Я вон давно хотела ложки «прежние» купить, а не эти… – фыркнула Ук. «Прежние», то есть оставшиеся со времен до Смерти ложки были куда удобнее самодельных, но зато их нужно было очень тщательно беречь от света. Потому что если такую ложку просто бросить на улице, то буквально через две недели она полностью разрушалась до мелкого порошка. Почему те, кто жил до Смерти, делали их такими непрочными, в то время как многое из того, что осталось после них, было, наоборот, очень крепким, никто не знал. Ну не потому же, чтобы, как говорил этот выживший из ума Буж, они «не загрязняли природу». Как это ложки могут загрязнять природу? Их что, выбрасывали, что ли? Да кому вообще может прийти идиотская мысль выбросить ложку?! А чем он есть-то будет? А если и найдется такой дурак, то она ж и часа не пролежит – мгновенно подберут!

– Ох, заботушка ты моя. – И мать ласково погладила ее по голове. Ук засияла. Мать последнее время была совсем никакая – лежала днями, тихонько постанывая, но только если знала, что девочки нет рядом. Ук услышала ее стоны только потому, что как-то подошла к пологу очень тихо. Нет, не специально, просто тогда началась черная полоса, и девочка, возвращаясь из очередного не слишком удачного похода по Руинам, шла и думала, что делать. И, подойдя к норе, затормозила и остановилась, едва не уткнувшись носом в полог, из-за которого раздавались приглушенные стоны.

– Мамочка, ты ложись, отдохни, а я сейчас сбегаю – миски отнесу.

У «тошниловки» было людно. Похоже, уважаемая Трубийя дождалась-таки тех, ради кого мутила поздний котел «тошновки». Заслышав гомон около точки питания, девочка, до сего момента несшаяся на всех парах, перешла на шаг, вытянув шею и опасливо оглядываясь. Голоса, доносившиеся со стороны «тошниловки», были громкими и возбужденными. А это могло означать, что те, кто в настоящий момент пользовался услугами уважаемой, успели хорошо принять «на грудь» моховой настойки. Ну, для аппетита. Ук остановилась, заколебавшись, стоит ли лезть в подогретую горячительным толпу, но потом, вздохнув, все-таки двинулась вперед. Трубийя выразилась абсолютно однозначно: «Чтоб сегодня же принесла!» – так что идти надо.

Она успела подобраться почти к самому котлу, когда чья-то жесткая рука по-хозяйски ухватила ее за ногу и дернула так грубо и сильно, что Ук на кого-то повалилась.

– Ого, ты смотри какая нежная цыпочка! – с пьяной радостью проорал кто-то, и девочка почувствовала, как все та же рука больно стиснула ее за ягодицу. – А вот я ее сейчас…

Ук испуганно пискнула и забилась, пытаясь вырваться, но в этот момент вторая рука скользнула ей за пазуху и…

– Бумм-м-м… – гулко разнеслось по Руинам.

– Ы-ых! – озадаченно отозвался голос.

– Бумм-м, бум-м-м… А ну отпусти ее, подонок!

– Э-эм, мамаша Трубийя, да чего ты…

– Бумм-м-м-м! – На этот раз звук был более громким, и державшие девочку руки бессильно разжались. Ук одним прыжком отскочила к котлу, спрятавшись за разъяренной хозяйкой «тошниловки», с крайне угрожающим видом помахивающей огромной поварёшкой.

– Вот что, уроды… Ежели кто до ребенка при мне хоть пальцем дотронется – тут же в котел на навар пущу. Как крыс. Понятно?

На несколько мгновений повисла недоуменная тишина, а затем… по ушам Ук ударил громогласный хохот.

– Ну, ты даешь, матушка Турбийя… а уж оружие-то у нее – страх Небес… да не бойся, никому эта худышка не нужна… ой, не могу, да она сейчас тут половину нашей бригады положит – вот Троивору убыток-то будет… да уж, с таким-то оружием и к «желтоглазым» сходить не страшно… а то… точно говоришь…