Ручная кладь - [72]

Оля протерла глаза, но видение не исчезало.

— Я уже давно люблю тебя, — сказал он, бледнея и заглядывая ей в глаза, — я не такой как Леша, я не предам, не брошу тебя, ты согласна?

— Я? — Оля посмотрела на него изумленно. Она не любила его так, как Лешу — с необъяснимой и отчаянной страстью. Сашка был добрым и милым. «Он мне нравится», — подумала Оля и кивнула головой в знак согласия.

Невысокая полная брюнетка — Сашина мама закусила губу и увела его на кухню. Ее громкий голос, прерываемый глухими рыданиями, сотрясал стены дома.

— Саша, она же не еврейка! — донеслось до Оли из-за приоткрытой двери.

Оля не прощаясь, ушла. Она еще какое-то время порыдала на лавочке перед входом, теша себя надеждой, что Саша бросится ее искать, но окончательно замерзнув, снова побрела в неизвестность. Вскоре однокурсники рассказали, что Саша женился на правильной, одобренной мамой девушке.

— Что же ты домой не идешь? Сколько же можно работать?

— Ты же молоденькая, хорошенькая, а у тебя никакой личной жизни, одна работа.

— Что за постоянные трудовые подвиги? Кому это нужно?

Коллеги не понимали Олю и не одобряли трудоголизм. Но работа не предавала ее, она кормила, одевала и даже позволяла снимать жилье. Время не залечило раны, но мозг занятый трудом не занимался самоедством. Поклонники словно назойливые мухи одолевали девушку, но она спокойно и рассудительно выбирала того, кому сможет доверять.

Шли годы. Грусть снова закралась в Олины глаза, и тоска бессрочно поселилась в душе. Брак трещал по швам: муж не работал, пил и устраивал нескончаемые сцены ревности. Оля отвела сына на новогодний праздник и направилась к выходу. Знакомый голос окликнул ее по имени. Она обернулась и замерла. Десять лет, которые они не виделись, почти не изменили его внешность, добавив немного лоска, аристократичности и солидности.

— Леша? — она на мгновенье растерялась.

В два прыжка преодолев разделяющие их метры, он упал перед ней на колени.

— Какая ты красивая! — вырвалось из его груди. Он обхватил ее за ноги и прошептал:

— Я больше тебя не отпущу! Ты самая прекрасная женщина из всех кого я встречал.

Оля рассмеялась. Его речь звучала театрально, фальшиво и неестественно.

— Дай мне еще один шанс! — взмолился Леша и две крупные слезинки медленно отделились от его больших и красивых глаз.

— Получи! — ответила Оля и ударила коленкой.

Леша вскрикнул от боли и разжал руки. Из разбитого носа капала кровь.

— Ты разбила мне лицо! За что? Что я тебе сделал плохого? — с ужасом во взгляде кричал мужчина, размазывая кровавые подтеки по щекам. Воспользовавшись завоеванной свободой, Оля направилась к выходу. «Вот уж действительно, лучше и не скажешь — не родись красивой».

Тинкер Белл

Теплый летний вечер играл занавесками и навевал скуку. Мультфильм закончился, и Даша с тоской посмотрела в окно. Город распускался сказочным разноцветьем огней, обретая красоту знойной ночи. «Так всегда, — подумала девочка, — когда волшебство только начинается, тебя отправляют спать». Тишину потревожил шорох крыльев. Даша оглянулась и замерла в восхищении:

Мотылек, попав в плен яркого света, беспомощно бился о люстру.

— Мама к нам прилетела Тинкер Белл!

Девочка прыгала от радости пытаясь поймать бабочку.

— Даша тебе пора спать, — молодая женщина зашла в комнату и ловко схватила мотылька за крылышки.

— Надо же! Пальцекрылка, сказала женщина, рассматривая бабочку, — на, держи, положи ее в банку и марш в кровать. — Скомандовала мама, провожая дочь в соседнюю комнату.

— Тинк, сделай, пожалуйста, так, что бы мама влюбилась и перестала быть такой серьезной.

Даша разжала ладони и посмотрела на мотылька.

— Даша, отпусти пальцекрылку и ложись спать, — раздался из соседней комнаты голос матери.

— Видишь Тинк, она не верит в ни в какие чудеса. Она даже в тебя не верит!

— Даша, спать, — в мамином голосе появились металлические нотки.

— Это не мотылек и не пальцекрылка, — обиженно сказала Даша, — это фея Тинкер Белл.

— Вот посади ее сюда и ложись спать, — женщина подошла к дочери и протянула банку.

Даша недовольно поморщилась и запустила в нее мотылька.

День выдался чудесный. Наташа смотрела то в окно, то на экран монитора, мечтая лишь об одном — окончании рабочего дня. Душа рвалась на природу к птицам, деревьям, воде — туда, где лето было настоящее, а не календарное. Дверь в кабинет отварилась, и женщина услышала у себя за спиной знакомый голос:

— Натусечка, вы так очаровательны, просто украли мое сердце.

Наталья повернулась и увидела в дверях лысую голову Льва Исаевича.

— Я утратил от любви к вам всю свою львиную гриву, — продолжил он, загадочно улыбаясь.

— Лев Исаевич, вы свою гриву потеряли лет пятьдесят назад, — ответила Наташа улыбаясь.

— Ну что вы, милочка, я не так стар, не приписывайте мне лишние годы. А любви, как вы, должно быть, знаете, покорны все возрасты. А к вам, моя ненаглядная, и подавно.

Он подошел к столу, за которым сидела Наташа и, упав на одно колено, поцеловал ей руку.

— Не надо Лев Исаевич, — Наташа недовольно поморщилась.

— Мы с вами договорились — просто Лев, не напоминайте мне о возрасте. Если бы я только мог снова стать молодым!