Ручейник - [3]

ОЛЯ. Я бы с ума сошла. Антонина Петровна и так от нас плачет, а тут представляю, такая кодла.

АНДРЕЙ. А после школы, куда собираешься пойти?

ОЛЯ. Известно куда. В Кураевск, на зоотехника. У нас там пятеро учатся. Куда еще идти-то?

АНДРЕЙ. Ну да конечно. Профессия хорошая. Коров будешь лечить?

ОЛЯ (кивает). Коров лечить, поросят кастрировать.

АНДРЕЙ. Поросят зачем?

ОЛЯ (смотрит как на маленького). Чтобы о глупостях не думали.

Входит Николай, скидывает галоши и садится напротив Андрея. Оля, сполоснув посуду, проходит мимо стола и, не удержавшись, тянется к конфетам.

НИКОЛАЙ. Стоп машина.

ОЛЯ. Я только вторую.

АНДРЕЙ. Что вы, Николай, пусть возьмет.

НИКОЛАЙ. На ночь нельзя – жопа слипнется.

ОЛЯ. Подумаешь...

НИКОЛАЙ. Вот и подумай. Все пока.

ОЛЯ. Спокойной ночи.

АНДРЕЙ. Спокойной ночи.

Оля уходит в другую половину дома.

АНДРЕЙ. Хорошая девочка. А ваша жена, извините, где?

НИКОЛАЙ. В городе. В разводе мы с проституткой этой. Слушай, что ты все на «вы», да на «вы»? Давай-ка, дернем...

Николай встает, достает из буфета початую бутылку, пару рюмок, банку с огурцами. Разливает.

НИКОЛАЙ. Так, держи. Ну, что? За знакомство?

АНДРЕЙ. За знакомство.

Чокаются, выпивают, закусывают огурцами.

НИКОЛАЙ. Про меня в статье напиши. Какой я водитель замечательный. Чтоб потом начальству газету в харю сунуть.

АНДРЕЙ. Ну почему бы и нет?

НИКОЛАЙ. Хотя не знаю, что про Агафоново можно писать? Ну, я понимаю, там Развиловка или Трюхачево, у них там фермеры есть, все дела. А мы что до перестройки в жопе были, так и щас там. Бесперспективняк.

АНДРЕЙ. Как?

НИКОЛАЙ. Бесперспективняк.

АНДРЕЙ (улыбается). Хорошее слово, название прямо для статьи. Неужели все так плохо?

НИКОЛАЙ. Да не то что плохо, а очень даже херово. Э, да чего говорить! Здесь раньше жизнь была. Тогда район наш на всю область гремел. По все показателям первыми ходили. А потом как перестройка началась, все и сдулось.

АНДРЕЙ. Вы... То есть ты, ты же говорил, что и до перестройки плохо было.

НИКОЛАЙ (откусывает огурец, нехотя жует). Ну да. Только сейчас как-то уж совсем прижало.

АНДРЕЙ. Народ здесь сильно пьет?

НИКОЛАЙ. Да ну как... Мы ж деревенские для запаху пьем, своей дури хватает. (Несколько раздраженно.) Не ты вот скажи, что в городе не пьют?

АНДРЕЙ. Пьют.

НИКОЛАЙ. А еще бомжи да пидарасы, да каждый день убивают кого-нибудь. Что не так?

АНДРЕЙ. Ну, бывает.

НИКОЛАЙ. Здесь хоть воздух чистый. Хотя ведь тоже что-то творится. То дожди пол-лета идут, то за всю зиму снега не увидишь. Мой дед как раньше говорил? «Будет дождик, будет гром – на хер нужен агроном». Как люди, так и природа. Ты не подумай, я не жалуюсь. Мне бы эту соплю на ноги поставить, и все – считай, свободен. (Хлопает себя по коленям).

АНДРЕЙ. Николай, я тут слышал... у вас в деревне человек один живет. Фронтовик. Он в войну летчиком был... Семенов Илья Сергеевич.

Николай сразу как-то подбирается и начинает сосредоточенно рассматривать пустую рюмку.

АНДРЕЙ. Мне про него в Кураевске рассказывали. Говорят, что необычный человек. Что-то вроде святого. Это правда?

НИКОЛАЙ. Что, правда? Дед как дед. Обычный можно сказать.

АНДРЕЙ. Вот как.

НИКОЛАЙ. Я ж тебе сказал, ничего у нас нет. Зря ты сюда приехал. Ей-богу зря. Это вон в Развиловке баптисты есть, а у нас ничего такого. Я вот завтра, хочешь, тебя к баптистам свожу?

АНДРЕЙ. Да нет, спасибо, я здесь похожу, посмотрю, а вечером уеду.

НИКОЛАЙ. Ну, как знаешь. Ладно, ты, наверное, спать хочешь?

АНДРЕЙ. Да не, я в автобусе подремал.

НИКОЛАЙ (усмехаясь). Ну, ты-то ладно, а я хочу. Я тебя здесь на диванчике положу.

Николай выключает свет и зажигает стоящую на подоконнике лампу. Уходит на другую половину дома и приносит подушку. Андрей стаскивает через голову свитер и устраивается на маленьком скрипучем диванчике, стоящем тут же возле буфета.

НИКОЛАЙ (с досадой). Вот черт, чуть не забыл! Мне до Пашки-сменщика дойти надо, насчет завтра договориться, там халтура небольшая получается. Так что давай, спи, а я быстро схожу.

АНДРЕЙ ( приподнявшись на локте). Хорошо. Спокойной ночи.

Николай снимает ватник, обувает галоши, и аккуратно прикрыв дверь, выходит из дома. Андрей выключает лампу, и некоторое время лежит в темноте. Андрею не спится. Еще в детстве он придумал прием, позволяющий быстро и глубоко заснуть. Надо было представить ночную, обезлюдевшую улицу, на которой стоял его дом. Представить как там холодно, пустынно. Тогда кровать становилась единственным в мире убежищем, теплым и уютным провалом. Андрей засыпает. За окном начинается ливень.

Сцена четвертая.

Фойе сельского клуба. Окна наглухо занавешены тяжелыми, защитного цвета шторами. По углам помещения на табуретках расставлены лампы-коптилки, сделанные из орудийных гильз. С потолка в изобилии свисают на нитках модели самолетов времен второй мировой войны. На четырех, расположенных друг за другом длинных лавках, сидят три десятка агафоновцев. Они тихо переговариваются.

– Машка-зараза никак не раздоится, умучились уже все с ней...

– А ты кипятком ошпарить попробуй...

– Говорят, на усадьбу кирпич битый завезут, надо будет с Ленькой насчет машины договориться...

– Если дождя не будет, то в пятницу в рыбу с Колькой пойдем, Лешка с Марусиным зятем с Лысовки по ведру притащили...