Ручей Лающей Собаки (Суурэн Ытэрэр) - [13]

В голове у Сергея появился вопрос, не имеющий, казалось бы, никакого отношения к происходящему: интересно, сколько этот гад тут намыл? Да что это я?! А впрочем…  Интересно, всё-таки. Откуда пришёл — не волнует, на чем пришёл — уже теплее, а вот как уходить собрался — вопрос вопросов. Не придут ли за ним?

Рассуждая и ставя вопросы, Сергей заканчивал приготовления к началу движения в посёлок. Рюкзак он поднял по склону вверх и среди густых зарослей стланика спрятал — самому бы найти; уходя со склона, замёл следы своего подъёма и спуска лохматой ветвью того же стланика — ни углубления не оставил, а ветвь разломал на небольшие куски и перекидал на залом, расположенный у противоположного берега ручья.

Свои следы на гальке тщательно заровнял ступнёй и ладонями, пятясь задом к тому месту, откуда появился на косе.

Закончив все эти манипуляции, постоял, критически осматривая место пребывания, хмыкнул и, повернувшись, быстро пошёл по руслу вниз, к посёлку.

VIII

Чтобы обезопасить себя от случайностей, Сергей решил войти в посёлок, а вернее — проникнуть в него, не со стороны дороги, а, миновав старое кладбище, со стороны реки — места там были глухими даже в его бытность.

Разрушенные улицы посёлка встретили Сергея гробовой тишиной. Ни огонька, ни дымка.

«А, собственно, что я хотел здесь увидеть? Не об этом надо сейчас. Где он расположился? Где его искать?? — Сергей напряжённо всматривался в темноту, пытаясь поймать хотя бы намёк на присутствие живой души. — Однако, ни черта у меня не получится, надо ждать рассвета. Шляться по развалинам в темноте нехорошо. На битый хлам наступлю — мама дорогая, как шумну! Хотя, постой! Что там шофёр-то говорил? А! Что-то типа: «…  контора геологоразведки… , крыша…  Синяя краска на крыше…» И вот ещё: «… издали было видно…  Там можешь жить… . Там кельдымов всяких — тьма…». Скорее всего, этот там устроился, в конторе. Значит и мне туда. А пока посидим, может и дреманём…»

Сергей застегнул анорак под самое горло, глубоко надвинул флисовую шапочку, скрестил руки, засунув кисти в подмышки и, прислонившись к лиственнице спиной, замер в ожидании рассвета. Замер, как умер…

… Рассвет начинал день с замены красок на небе: исчезли блёстки звёзд, купол чернильной темноты таял, уходя в распадки и ущелья окружающих гор, уступая место бледной синеве, на фоне которой чётко обозначились острые маковки вершин; рельефным стали изображения склонов и гребней хребта — появилась прозрачность пространства.

Строгие, почти альпийские, профили вершин покрылись свежевыпавшим, первым в этом году, снегом — как поседели. Но холод ещё не успел спуститься в долину, и окружающий мир встречал это утро как обычно — пением птиц, шелестом травы, выпавшей росой.

Сергей открыл глаза, вытянул затёкшие ноги, интенсивно шевеля ступнями — разогревался. Одновременно с этим, он напрягал все мышцы на несколько секунд и расслаблялся, напрягал и расслаблялся…  Теплота пробежала по всему телу — он почти согрелся.

Достав из кармана сало, посмотрел на него критически и вернул обратно в карман. Есть совершенно не хотелось, но сделать это было необходимо, и во рту начал таять солидный кусок шоколада. После такого завтрака захотелось пить, но о поисках воды нечего было и думать, и в ход пошёл пакет с намоченной тряпицей. Сергей с величайшим удовольствием высосал из неё прохладную влагу, а влажной тряпкой, как салфеткой, обтёр лицо, шею и руки, окончательно просыпаясь.

Пора выдвигаться, однако. Оружие у него, судя по отверстию во лбу геолога, пулей стреляет. Отверстие одно. Может карабин, а может и обычный ствол. Тут не понятно, какое отверстие — раздуло лицо и затянуло всё…  А может его кайлом двинули или молотком — от них тоже дыра будет…  Сергей не знал, к какому приему ему готовиться.

Махать железом начнут или стрелять?..

Продвигаясь от развалины к развалине, Сергей старался держаться тёмной стороны улицы, ближе к разрушенным стенам, не выходя на середину улицы, когда на его пути вставал кривой и сгнивший забор палисада у очередной развалины. В этом случае, он огибал дома с тыла, подолгу замирая в гуще разросшейся крапивы и чертополоха — прислушивался. В конце концов, такое движение — в тылу развалин, по остаткам дворов, он счел наиболее безопасным и стал красться к цели именно так.

Целью его движения был барак, который виднелся в середине улицы.

Это строение было единственным не разрушенным сооружением на улице, и выглядело вызывающе роскошно в этой своей нетронутости посреди окруживших его черных, дырявых пустыми глазницами оконных проёмов, развалин.

Фасад этого здания выходил на улицу семью окнами, одно из которых, ближнее к высокому крыльцу, было затянуто полиэтиленовой плёнкой.

«Обитает за плёнкой кто-то…» — Сергей прекратил движение, затаился за стеной ближайшей развалины и стал внимательно рассматривать барак через щель в стене.

Внешне, если не считать затянутого мутной плёнкой окна, барак выглядел совершенно нежилым. Пустой входной проем чернел глубиной невидимого пространства, на высокой площадке крыльца валялась, сорванная с петель, дверь. Растительность вплотную подобралась к зданию, окружила крыльцо, залезла внутрь — из пустых оконных проёмов тут и там вытягивались на улицу поросли ивняка. Крытая железом крыша, когда-то покрашенная синей краской, теперь взъерошилась её лохмотьями, выставляя напоказ ржавь своих листов. На коньке барака, как залихватски нахлобученная шапка, висела, сваренная из труб, надпись «СЛАВА КПСС!». Слово «СЛАВА» наклонилось набок, а «КПСС!» и вовсе завалилось на конёк крыши и теперь еле угадывалось в ворохе синих лохмотьев двумя последними буквами и восклицательным знаком: «..СС!»