Rucciя - [6]
Так вот, первые месяцы поглазеть на нашего зверя под сложным названием Poltype-Monotype сходилась вся полиграфическая Казань, восхищенно цокавшая языками и хлопавшая ладонями по тучным от сидячей работы ляжкам. Пару лет спустя, когда все предприятия и учреждения обзавелись полноценными писишками и маками, иссякший поток ходоков формировался исключительно из ремонтников, которые являлись гальванизировать наш раритет, а самые отмороженные из них – просто поржать. Последних мы гнали.
Рыжеватый дяденька выделялся на общем фоне разве что аккуратной одеждой, прической и особенно приятной отмытостью, а также тем, что занимал рабочее место верстальщика не более десяти—пятнадцати минут. Я же не знал, что он не починяет примус, а скачивает из него отдельные программы – не иначе, для музея КГБ (не для криптографических же нужд) и копирует некоторые номера нашей газеты. Эту тонкость я выяснил почти случайно, когда в разговоре с Долговым посетовал на то, что наш сундук ломается до безобразия часто – так, что уважаемого техника приходится приглашать чуть ли не каждую неделю. Тогда шеф и объяснил мне, что этого техника не приглашают – он сам приходит.
Данная истина подтвердилась буквально через неделю (все-таки в параноидальных хохмах про жучков, установленных в каждом табурете, доля правды особенно велика). Уважаемый техник, деликатно постучав, заглянул ко мне в кабинет и испросил десять минут для важной беседы. Здесь он и представился официально, как у них принято – с быстрым сованием раскрытой корочки под нос собеседника, – и сообщил, что комитет и родина жутко нуждаются в моей помощи. Я тут же сообщил, что работать в КГБ меня уже звали, почти сразу после окончания университета, и я отказался. И с тех пор не передумал. Ильдар Саматович мило засмеялся и поинтересовался почему. Для краткости я сообщил, что в шпионы не гожусь из-за болтливости, в контрразведчики – из-за неодобрительного отношения к любому режиму и субординации, к тому же меня полностью устраивает нынешняя специальность, и примерно до пенсии я менять ее не намерен. Я не стал уточнять, что в ходе той давней беседы меня особенно разочаровало одно простенькое обстоятельство: пригласивший меня на Черное озеро усатый майор в штатском, наизусть зачитавший мои биографические данные, даже не знал, что я женат, что занят безнадежным воспитанием двухлетнего сына, и что живем мы давно не по записанному в майоровой шпаргалке адресу. Если уж гэбэшники не способны выяснить такой малости, подумал тогда я, на что они вообще способны?
Выяснилось, что на многое. Гильфанов, тогда тоже майор, заявил, что я нужен родине и комитету совсем не в качестве штатного сотрудника. Тут я заржал и начал подниматься с места, чтобы поскорее завершить ненужную беседу. Майор ухмыльнулся в ответ и попросил не делать поспешных выводов, а дать ему полминуты, чтобы закончить мысль.
В законченном виде мысль сводилась к следующему: вопросы государственной безопасности умеют столь много гитик, что самые умные гэбэшники отвечать на эти вопросы в достойном объеме просто не успевают. Поэтому чекисты давно научились занимать ума на стороне – у привлекаемых от случая к случаю экспертов, одним из которых предложено стать и мне. Это несложно, не противно и совсем не больно: надо лишь время от времени, очень редко, письменно размышлять на заданную Ильдаром Саматовичем тему – в любой тональности и на совершенно добровольной и, скорее всего, взаимовыгодной основе. Нам от вас нужна не информация, а аналитика, объяснил майор.
Тут я начал кокетничать, говорить, какой я вам аналитик. Гильфанов пресек такое мое недостойное поведение парой изощренных комплиментов и сообщил, что именно моего видения ключевых проблем до сих пор не хватало, чтобы навести полную безопасность на территории Татарстана, а то и всей России.
В общем, он меня уломал – после того, как я заявил, что намерен заниматься только тем, что мне интересно, и только на моих условиях, в числе которых я сразу оговорил возможность использовать свои тексты при подготовке журналистских материалов, а также в случае необходимости обращаться в КГБ за информацией (пассаж о взаимовыгодности сотрудничества я предпочел понять только так). Это мне было обещано – в самых закрученных выражениях: «это не в наших правилах, но для вас, в виде исключения – и зная, что вы не будете злоупотреблять, так что все, что в наших силах» и т. д.
Конечно, я не сказал, что готов начать немедленно. За меня это сказал Гильфанов, оказавшийся тем еще ковалем горячего железа. Он извлек из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок и предложил подумать над вот этой темой. Темой оказались бледно напечатанные матричным принтером вопросы, так или иначе сводившиеся к опасностям, подстерегавшим Татарстан при самостоятельном налаживании им внешнеэкономических, а особенно внешнеполитических связей.
Так я стал внештатным экспертом аналитического управления КГБ республики. По классической схеме, через пару месяцев, когда я навалял вторую справочку – про возможные способы внебюджетной поддержки научных учреждений, кажется – Ильдар объявил, что такие дела бесплатно не делаются, и предложил поставить наши отношения на нормальную финансовую основу. Я резко отказался. Ильдар, помявшись, сообщил, что его начальство такого подхода не поймет. Я ответил, что при всем моем уважении к майору Гильфанову не могу считать данное обстоятельство своей проблемой, и если комитет не устраивает нынешняя схема сотрудничества, то меня не устраивает никакая другая. Тогда он попросил меня не в службу а в дружбу встретиться с его начальником, от которого и исходят настойчивые просьбы упорядочить отношения.
