Rucciя - [19]

– В связи с оперативной необходимостью, – сообщил старлей и, видимо, решив, что с объяснениями достаточно, отвернулся к сержанту:

– Права и документы на машину.

– Товарищ старший… Я еще не… – сержант потерялся как первоклассник перед завучем и даже втянул голову глубоко в плечи.

– Сержант, – с выражением сказал старлей, еще секунду смотрел на него – тот совсем умер, – затем обернулся к уставившемуся в небо Славке и равнодушно стоящим в сторонке Саньку с Тимуром.

– Права и документы на машины, – как заведенный повторил он и протянул руку.

Парни посмотрели на Рената. Ренат вздохнул и попросил:

– Товарищ старший лейтенант, можно вас на минутку?

– Товарищ пассажир, я не с вами, кажется, разговариваю, – не отводя взгляда от водителей, сказал мент. – Вы, я так понимаю, не за рулем были? Так что не мешайте, пожалуйста – сейчас во всем разберемся.

– Но это мои машины, – Ренат попытался еще раз решить все по-хорошему. – Давайте я за них и отвечу.

– Спасибо, я вас не спрашиваю. Не мешайте, – отрезал старлей и еще демонстративнее протянул руку за документами.

Ренат опять вздохнул и полез во внутренний карман. Реакция на столь невинное движение его удивила: сержанты положили руки на автоматы, а лейтенанты так и вовсе откровенно направили стволы на самарских гостей. Тут уже напряглась братва. Ренат усмехнулся и сказал:

– Тщщ… Спокойнее, друзья.

И с этими словами извлек заветное удостоверение – то самое, что брал с собой только в дальние поездки, но и там старался не светить, и в итоге применил только раз, в Москве, когда в «Шереметьеве-2" встречал немецких гостей и должен был миром избавиться от пары в дугу пьяных омоновцев.

В документе было написано, что Рахматуллин Ренат Салимзянович является подполковником Федеральной службы охраны. Это заверялось личной подписью самого начальника службы. Удостоверение выглядело как настоящее. Более того, оно и было настоящим – правда, Татарин до сих пор не любил вспоминать, каких трудов ему стоило сделать эту ксиву.

Труды, впрочем, окупились: шереметьевские омоновцы, например, растаяли в аэропортовском воздухе со скоростью падающего самолета. Того же Ренат ожидал и от не в меру ретивых земляков. Но унижать их он не желал совершенно, поэтому, позволив гаишникам всласть налюбоваться корочками, включил почти извиняющийся тон:

– Ребята, сами понимаете, мы просто так не ездим. Вы уж простите, что сразу все не объяснил. Счастливо.

С этими словами показал своим, по машинам, мол, и повернулся сам. И застыл. Потому что старлей тем же скучным тоном сказал ему в спину:

– Не торопитесь так, товарищ подполковник. Не надо.

Ренат медленно повернулся и посмотрел старлею в лицо. Лицо было обыкновенным – красная от раннего загара кожа, короткий нос, серые глаза, комариный укус на скуле. Староватым разве что – мент выглядел ренатовым ровесником, стало быть, было ему слегка за 30. В этом возрасте люди в капитанах-майорах ходят, Ренат вон аж до подполковника неожиданно для себя дослужился, а этот все старлей. В принципе, понятно, почему.

– В чем дело, старший лейтенант? – теперь уже спросил Татарин.

– Товарищ подполковник Федеральной службы охраны Российской Федерации, – продекламировал старлей, и Ренат понял, что издевка в голосе ему все-таки не почудилась, – вы уж извините глупого милиционера, но у меня приказ досматривать все проходящие машины, а в случае нужды – водителей и пассажиров. Вы ведь знаете, что такое приказ?

– А у меня приказ не подвергаться досмотру, – хладнокровно сказал Ренат. – И что теперь, будем приказами меряться?

– Извините, не будем, – ответил старлей. – Губайдуллин, Степанов, приступайте.

Сержанты, воткнув глаза в землю, решительно двинулись к машинам. Водители вопросительно уставились на Рената. Ренат воскликнул:

– Лейтенант, вы с ума сошли! Вы не имеете права! Как ваша фамилия?

– Закирзянов. Старший лейтенант Закирзянов, с вашего разрешения, – уточнил старлей. – Права я, может, не имею, а приказ имею. Губайдуллин, чего встали?

– Стоп, – сказал Ренат. Сержанты послушно застыли, опасливо поглядывая то на начальство, то на молодого подполковника в жутко дорогом летнем костюме. – Старший лейтенант, я хочу поговорить с вашим начальством. Как ему позвонить? – Ренат вытащил мобилу.

– Звонить ему лучше всего с КПМ. Там офицер сидит, он все подскажет. А мы пока приступим, – сказал старлей. – Губайдуллин, Степанов, заснули? Вперед.

– Назад, – сказал Ренат, развернулся к Закирзянову и на всякий случай перешел на татарский. – Земляк, я тебе как другу советую – не надо. Я приказа не ослушаюсь.

– Я тоже, – по-татарски ответил старлей. – Отойдите от машины и не мешайте, – и по-русски добавил: – Последний раз прошу, вы трое ко мне с документами. Степанов, у вас столбняк?

– Так, товарищ старший лейтенант, мы же не можем сами открывать. Водитель должен, – сказал молчавший до сих пор сержант.

– Водитель пока что не может мне даже права передать, – сказал старлей. – Товарищи фэсэошники или кто вы там теперь. Вы что, решили в оказание сопротивления поиграть? – в голосе Закирзянова наконец прорезалось какое-то чувство, которое, впрочем, не слишком понравилось Ренату.