Рубиновый Ключ - [5]

– Наконец-то мы уедем отсюда! – взвизгнула девочка, ворвавшись на кухню с коробкой в руках.

Её родители сидели за старым разделочным столом, на котором были разложены стопки бумаг. Одноглазый кот Маррилл по кличке Карнелиус развалился поверх одной из стопок и лениво бил рыжей лапой по скомканному конверту.

– Помните, когда мы сюда приехали, вы сказали мне подумать, куда отправиться в следующий раз? – зачастила Маррилл, не дожидаясь реакции родителей. – И знаете что? Я нашла самое идеальное из всех возможных мест!

Она вывалила на стол содержимое коробки: глянцевые снимки, карты и проспекты. Понизив голос, она тоном ведущего игрового шоу продолжила:

– Леди, джентльмен и кот, я представляю вам… – Она сделала драматичную паузу, после чего подняла в воздух постер с девочкой, нянчащей однорукого детёныша шимпанзе. – «Заповедник спасённых животных с апартаментами и игровой крепостью в парке Бентон»!

Её родители были ошеломлены. Они и слова не могли вымолвить. Маррилл остановилась и позволила себе прочувствовать всю силу их восторга. Как она их понимала – она сама не могла бы придумать места лучше. Маррилл души не чаяла во всех потерявшихся и бездомных созданиях (именно поэтому она ухаживала за двулапым хорьком во Франции, глухой древесной лягушкой на Коста-Рике и бесхвостым попугаем в Парагвае). Заповедник занимал целый остров, отведённый для одной-единственной цели: реабилитации пострадавших по той или иной причине животных. Маррилл улыбалась так широко, что испугалась, как бы у неё не треснуло лицо.

Папа посмотрел на маму, а та уставилась на свои сцепленные руки, лежащие на коленях. Они оба выглядели крайне напряжёнными. У Маррилл похолодело внутри. Папа кашлянул.

– Маррилл…

Она знала этот тон. Он обещал извинения и серьёзные разговоры, и всё то, что ей не хотелось слышать.

– Но это ещё не всё! – воскликнула она в надежде, что если продолжит стоять на своём, то ничего из того, что должно произойти, не случится. – Смотрите, как удачно расположена жилая зона! Прямо рядом с парком, то есть ты в любой момент, днём и ночью, можешь пойти в завповедник и найти нуждающегося в тебе слона, или кенгуру, или ленивца, или жирафа, в зависимости от твоих личных предпочтений, и все они жаждут любви и заботы, которую им сможет дать только двенадцатилетняя девочка! И не будем забывать о разных бонусах вроде автомата по продаже мороженого, и водных горок, и…

Её голос задрожал и затих. На лицах родителей застыла невыразимая мука. Маррилл постаралась собраться и приготовиться ко всему.

– Маррилл. – Папа опять прочистил горло и поправил на носу очки в тонкой металлической оправе, которые он приобрёл на блошином рынке в Румынии. – Нам нужно тебе кое-что сказать.

Он встал и обнял её одной рукой. Затем произнёс слова, которые она боялась услышать последние пять лет. С того дня, когда она в последний раз стояла у больничной койки, плакала и чувствовала себя беспомощной.

– Дорогая, твоя мама опять больна.

Она словно шагнула назад под аризонское солнце, которое опалило её, оставив задыхаться. На кухне стало тихо. Маррилл посмотрела на папу, затем на маму, мысленно умоляя её возразить. Но та молчала.

Внутри Маррилл заворочалась паника. Этого не могло быть. Мама была её лучшей подругой, она всё-всё ей рассказывала. Мама не могла опять заболеть, только не это.

Маррилл тряхнула головой и прошептала:

– Нет.

Она отодвинулась, и папина рука соскользнула с её плеч и бессильно повисла.

Но глядя сейчас на маму, Маррилл не могла не признать очевидного. Мамины щёки были бледнее, чем обычно, губы слегка утончились. Она двигалась медленнее и осторожнее. Даже её тарелка с хлопьями стояла у раковины нетронутой. Все признаки были налицо, но Маррилл их не замечала. Не хотела замечать.

Развернувшись, она закрыла лицо руками, будто это могло помочь удержать рвущиеся наружу страхи и боль. Ей было ненавистно это ощущение. Она не знала, что сказать, что сделать, и это было совершенно невыносимо.

– Я поправлюсь, солнышко.

Мама встала, обошла стол и заключила Маррилл в крепкие объятия. И та сразу оказалась окутана всем тем, что составляло её маму: голос, запах, ритм дыхания. Всё то, что было знакомо Маррилл с рождения, всем тем, что было встроено в её ДНК.

– Это всего лишь очередное обострение, – объяснила мама, не отнимая губ от волос Маррилл. – Нам придётся какое-то время пожить рядом с врачом, вот и всё. – Она отстранилась и встретилась с Маррилл взглядом. – Мне станет лучше, и мы снова отправимся в путь. Обещаю.

– Но я не понимаю, – сказала Маррилл, пытаясь разобраться в происходящем. – Таблички «Продаётся» больше нет. Это значит, что мы переезжаем, верно?

Папа снова кашлянул.

– Это значит, что мы остаёмся. Дом теперь наш.

В груди Маррилл будто завязался тугой узел. Она старалась дышать ровно и глубоко, но бьющееся о рёбра сердце мешало. За пять лет, прошедшие после госпитализации, у мамы уже случались обострения, но они лишь слегка тормозили перемещения их семьи и никогда не вынуждали остановиться.

– Я нашёл работу в городе, – продолжил папа. – И мы отправили в школу, расположенную в конце улицы, твои документы. Они знают, что ты обучалась на дому, поэтому хотят, чтобы ты сдала пару-тройку тестов, подтверждающих твой уровень. Но не волнуйся, ты справишься. Рядом находится хорошая клиника, и врач уже заверила нас, что немного стабильности – и твоя мама быстро придёт в норму. А пока ей нужно как можно меньше волноваться, поэтому какое-то время никаких переездов.