Рубидий - [15]

Первое же заклинание — превращающее картинку в код — сработало. Нити оказались заклятиями.

Первое, болтающееся перед самым носом — если бы у него был нос — было похоже на старую коричневую изоленту. Это было то самое, повешенное на него друзьями, заклятье — бегать в буфет за едой для всех. Приклеено оно было грубо, небрежно. Похоже, Корнеев не врал: эту штуку оставлять надолго не планировали. Однако таскать на себе эту дрянь очень уж не хотелось. Саша начал было вспоминать способы уничтожения заклятий, но ничего не потребовалось: как только он захотел от него избавиться, лента отклеилась, после чего сморщилась и исчезла за пару секунд.

Дальше он увидел аккуратный, казённого вида проводок. Это был пропуск в Институт, оформленный Дёминым. Его Саша трогать не стал. Зато тут же, рядом, он увидел что-то вроде грязной пелёнки, оказавшейся приворотом от Стеллы. Сделан приворот был грубо, неумело — Стелла была слабенькой ведьмой. Однако на то, чтобы охомутать наивного Привалова, этого хватило. Саша подумал, стоит ли избавляться от приворота и сможет ли он после этого со Стелкой жить. Пока он думал, тряпка отцепилась сама и мгновенно истлела. Ничего особенного в этот момент Привалов не ощутил: так, что-то дёрнулось в области селезёнки, и всё.

Рядом болтался витой шнурок. Там всё оказалось сложно — одна нитка вела в комитет комсомола, другая — в первый отдел. Третья, как ни странно, тянулась к Алле Грицько. Саша провёл вниманием до конца нитки и узнал две вещи. Во-первых, то, что Аллочка спит с новым дёминским заместителем, товарищем Овчинниковым. Вторым неприятным открытием стало то, что Алла ещё и докладывает ему об обстановке в коллективе, причём много сочиняет и перевирает. Саша подумал-подумал, да ниточку ту и оборвал.

После этого проходить через стенки стало существенно легче.

Привалов выбрался из подсобки и оказался в зале с большим овальным столом, креслами и какими-то кубками на полках. Выглядело всё это весьма импозантно. Саша не вполне точно представлял себе, что значит это слово, но чувствовал, что оно тут уместно. Во всяком случае, ему здесь понравилось. Он завис над столом и расслабился.

Через некоторое время в зале началось какое-то шевеление. Из кубка выплыла астральная лярва, напоминающая помесь медузы с кальмаром. Приблизилась к Саше, покрутилась, отъела болтающуюся ниточку от Аллы. Саша не пошевелился: дярва была порождением низшего астрала и для него, ментальной сущности, была безопасна.

Потом из батареи выбрались двое домовых.[21] Один был Саня Дрозд, у второго была бутылка с мутной жидкостью. Они деловито разложили на полу газетку. Саня Дрозд достал откуда-то два грязных голубиных яйца и кусок варёной колбасы, от которой несло ужасом и смертью. Любопытствуя, Привалов приблизился и уловил ауру жутких мучений крысы, угодившей в промышленную мясорубку. Жидкость оказалась гидролизным спиртом, чем-то отравленным дополнительно. Гномам, впрочем, было похрен. Оба приложились к горлышку, закусили яйцами, а колбаcкой занюхнули. После чего наскоро прибрались и скрылись в батарее.

Вися над паровым краном, Привалов вдруг подумал о Дрозде. Вообще-то ему пришлось куда туже, чем тому же Саше. Но Привалову и в голову не приходило пожалеть несчастного киномеханика или как-то ему помочь. Напротив, Саше казалось, что тот пострадал справедливо, ибо был мещанином, циником и мелким человечком. Однако же — Александр даже удивился этой мысли — Дрозд никогда не делал Саше ничего плохого. Стрелянные до получки трёшки и пятёрки он неизменно возвращал со спасибом, заклятий на него никаких не накладывал, начальству не стучал. Несколько раз выручал по мелочи и один раз по-крупному: соврал Стелле по телефону, что они с Приваловым бухнули и теперь тот лежит в дёжку. В то время как Саша в последнем приступе молодости пытался проводить до дому практикантку Галю из кивринской лаборатории. С Галей у Саши, конечно же, ничего не склалось, но Дрозд вообще-то сильно рисковал: врать по телефону ведьме, даже такой слабенькой, как Стеллочка, было делом опасным. И тем не менее, Саша относился к Дрозду презрительно. Потому что он был обычным мещанином и не имел отношения к науке. То ли дело великий Ойра-Ойра... Привалову стало как-то неловко.

Тут вспыхнуло зелёное пламя и во главе стола возник Кристобаль Хозевич Хунта.

Саша не успел даже метнуться к стене. Он так и застыл над столом, с ужасом ожидая, что великий корифей его увидит и прихлопнет, как муху. Почему он приписал Кристобалю Хозевичу такие намерения, он и сам не мог бы объяснить. Просто ему стало очень страшно.

Хунта, однако, повёл глазами по направлению к батарее. Видимо, он учуял следы гномьей трапезы. Он даже встал и вытянул шею. Привалов воспользовался моментом и метнулся в угол. Там была натянута паутинка, которую украшал крохотный трупик мошки. Саша спрятался за его астральной тенью.

Кристобаль Хозевич ещё раз осмотрел помещение, снова устроился на председательском месте и неожиданно громко рыгнул. Изо рта вырвалось длинное пламя, а когда оно потухло, слева через стул от Хунты появился какой-то мужчина в грязной телогрейке. Саше сначала показалось, что у него измазаны чем-то руки. Потом он понял, что они синие от татуировок.