Рубенс - [28]
У Моретуса, человека тонкого и культурного, несколько старомодные вкусы. Он проявил это, когда стал расширять свое почтенное жилище. У Рубенса вкусы более современные. Не ограничиваясь тем, что он поставляет своему другу рисунки, он изменил самый стиль изданий. Строгая форма изданий XVI века нарушена во имя размаха барокко, зачастую весьма помпезного. Подчиняясь тому, кого он прозвал «наш Апеллес», Моретус в области эстетической полностью доверяет своему блестящему сотруднику. Когда нужно решить какой-нибудь спорный вопрос, он охотно прибегает к его авторитету.
Когда Теодор Галле сделал первые гравюры на меди с его рисунков, Рубенс «выправил» доски. В любом деле решающее слово должно быть за ним. Благодаря ему плантеновская типография создает великолепную книгу XVII века, содержание которой, на беду, не всегда соответствует пышному оформлению. Во время правления эрцгерцогской четы литература переживает период полного упадка. Литераторы упражняются в учености и в благочестии, рядясь в одежды запоздалого гуманизма. Их педантичные труды, довольно пустые, несмотря на всю их напыщенность, предоставляют Рубенсу возможность упражняться в аллегорических мотивах, зачастую весьма туманных и настолько заполняющих страницы, что заголовкам отводится не больше восьмой части всей композиции. С годами Рубенс стал варьировать расположение своих рисунков, но большего места шрифту никогда не уступал. В любой книге на первом месте всегда его оформление. Не правда ли — характерный штрих? Творения людей, как и истории богов и жития святых, для него лишь повод выразить себя так, как ему этого хочется.
В марте 1618 года Изабелла Брант родила второго сына, Николаса. Восприемником его был Андреа Пикенотти, представлявший крестного отца, маркиза-генуэзца Никколо Паллавичини, заказы которого Рубенс не раз выполнял. Лигурийская столица и город на; Шельде всегда поддерживали между собой прекрасные отношения. Почему бы не иметь в Генуе богатого маркиза, который в случае надобности будет защищать твои интересы? В истории Антверпена дружба часто идет об руку с деловыми отношениями, а Рубенс — истый антверпенец. Хотя на ратуше этого города изображена дева Мария, в сердце его жителей царит бог Меркурий.
Безусловно, тот же самый бог и побудил Рубенса завязать отношения с сэром Дедли Карлтоном>[132], чтобы попытаться получить у этого англичанина коллекцию античной мраморной скульптуры в обмен на его собственные полотна.
Сэр Дедли Карлтон — посол Англии в Гааге. В течение пяти лет он был английским поверенным в делах в Венеции. Говорят, что он в большой дружбе с герцогом Бекингемом>[133], фаворитом короля Иакова. Этот весьма влиятельный человек разыгрывает мецената. Он принадлежит к той невымирающей породе покровителей искусства, которые вечно что-то покупают, обменивают, перепродают, и в результате от их щедрот всегда что-то кому-то перепадает.
Во время пребывания в Италии сэр Дедли страстно увлекся античной мраморной скульптурой, что не мешало ему при случае расставаться с тем или иным произведением, когда об этом просил кто-нибудь из его друзей и при этом он мог совершить выгодную сделку. В данный момент сэр Карлтон лишен этой приятной возможности — славные голландские буржуа интересуются только живописью. Английский дипломат охотно отдаст все, что у него осталось из скульптуры, за несколько хороших картин. Правда, голландские художники мало известны, но имя Рубенса гремит… Интересы сэра Карлтона и Рубенса совпадают!
Чтобы начать переговоры с англичанином, Петер Пауль посылает к нему гарлемского художника Франса Питерсена ван Греббера>[134], которому дает весьма лестную рекомендацию: «Это человек весьма почтенный, и мы оба можем безбоязненно положиться на его искренность» >[135].
Переговоры ведутся весьма энергично. Рубенс предлагает за коллекцию двадцать четыре картины, многие из них — больших размеров. Он оценивает их в 6000 флоринов. Сэр Дедли Карлтон, стреляный воробей, внимательно изучает список картин, отвергает произведения, написанные не самим художником, а также большую картину, которая кажется ему слишком громоздкой. Он оценивает картины в 3000 флоринов. Вдобавок англичанин предлагает новый вариант: Рубенс половину оплатит картинами, а половину — брюссельскими коврами! Рубенс неприятно удивлен — он рассчитывал приобрести коллекцию, не тратя денег. Напрасно хитрый Карлтон убеждает его, что суть сделки не меняется, Рубенс справедливо возражает, что «все мы всегда щедрее на плоды из собственного сада, чем на плоды, купленные на рынке». А ковры — это именно «плоды, купленные на рынке». Художник жалуется: «За год я потратил несколько тысяч флоринов на украшение моего дома»
