Ртуть - [67]

– Перетта, душенька! Почему твой дядя украшает свой дом множеством загадочных изречений и образов. Или он намеренно хочет внушить гостям, будто у него есть свои секреты и тайны. Ведь обычно человек, действительно имеющий тайны, всячески скрывает их, лишь бы их не разгадали другие люди. Может быть, для дяди это своеобразная игра?

Перетта любит мужа и не уступает ему, а может быть и самому дяде, в прозорливости:

– Должна тебе признаться, дорогой: я всегда подозревала, что дядя Жак состоит в каком-нибудь тайном обществе, а может быть, даже и не в одном. В нашем городе таких хватает! Да и ты мне рассказывал о разных сектах, о которых слышал во время своих поездок. Я и правда не знаю ответа на твой вопрос. И вынуждена с тобой согласиться: в жизни дяди есть что-то такое, о чем даже тетя Марсэ не склонна рассказывать. Но я искренне верю: во что бы дядюшка ни оказался вовлечен, он преследует благие цели.

Жан де Вилляж бросает на жену долгий взгляд.

– Да, я думаю, ты права. Я тоже допускаю, что он вовлечен во что-то такое, о чем нам не полагается знать. Если он сочтет нужным, он сам обо всем нам расскажет, – говорит Жан, и больше они с Переттой не поднимают этой темы.

Помимо странных изречений и резных деталей, повсюду в доме – на стенах и потолочных сводах, на капителях колонн, оконных рамах и обрамлениях дымоходов – можно увидеть писаные маслом, резные или лепные сердца, раковины и новый герб семейства Керов. И повсюду, снова и снова, повторяется девиз купца, в котором удачно обыграно его имя: «Для отважного сердца нет преград!» Слова девиза высечены в камне, вырезаны в дереве и даже инкрустированы на предметах меблировки. И племянник, и племянница Жака Кера знают: в эти слова он верит свято и безгранично – под стать благородным рыцарям. И пока они об этом рассуждают, Марсэ добавляет:

– Вы правы. В этом и есть секрет моего мужа. С той самой поры, как он начал бывать с отцом в доме нашего герцога Жана, Жак всегда верил в ценности рыцарства – долг, честь, справедливость, великодушие и доблесть.

И все-таки Жак – купец, и очень успешный купец. А торговля по своей сути противоречит этим великим и благородным устремлениям. Ведь зарабатывать деньги таким путем обычно подразумевает наживаться на алчности или глупости других.

Кроме девиза Жака в декоре дома часто повторяются еще три слова: «говори, делай, молчи». Иногда, правда, встречается только одно из них: «молчи». Все эти слова соотносятся с известным изречением алхимиков: «De ma joie du grand oeuvre; dire peu; faire beaucoup; taire toujours» — «Великое Делание (алхимия) приносит радость; но, совершая его, говори мало, делай много и молчи всегда».

Буржские алхимики не причисляют Жака Кера к своему братству; для них он – всего лишь купец, владеющий рудниками и разрабатывающий их в коммерческих целях. И если с помощью игры слов и таинственных символов в декоре своего особняка он хочет казаться более загадочным и более сведущим, чем есть на самом деле – то почему нет? Однако Жак, торгуя серебром, золотом и другими металлами, сумел разбогатеть. И разве не лучший способ польстить настоящим алхимикам города – использовать их символы в декоре своего роскошного особняка? Об этом размышляет Жак де Вилляж, пока его дядя продолжает показывать ему и Перетте дом.

– Посмотрите-ка сюда – в этой резьбе запечатлены эпизоды моих путешествий. Вот – галеоны, идущие на всех парусах. Вот – пальмовые деревья с датами, знаменующими важные вехи в моей средиземноморской торговле, которую ты так хорошо ведешь, мой дорогой Жан. А вон на той резной панели, чуть выше, запечатлена константинопольская акация. А там – апельсиновые деревья, которые так удачно прижились в Провансе.

Перетта замечает, что под апельсиновыми деревьями вырезаны какие-то цветы.

– Дядя Жак, а эти цветы ты привез в Прованс тоже с Ближнего Востока или из Неаполя? Буржские зимы слишком суровы для них. Значит, они – «чужестранцы»?

– Умница! – восклицает с удовольствием Жак. – Да, мне доводилось поставлять из Неаполя цветы и деревья жителям Прованса и даже ко двору, для королевского сада. Ты права, Перетта, климат Буржа им не подходит, а вот в Провансе они хорошо принимаются и быстро идут в рост.

– У тебя в резном декоре повторяется еще один мотив – вертикальное перо. Оно символизирует ту сказочную птицу, о которой ты нам часто рассказывал в детстве? Ту, что воспевали в своих сочинениях персидские и арабские поэты?

– А вот и нет, моя наблюдательная племянница. Это перо воплощает голубей, которых я научился у арабов тренировать и использовать для передачи посланий. Подойти сюда – я покажу тебе голубятню, которую я построил под крышей; на ней таких резных перьев еще больше.

Перетта замечает несколько горельефных фигур, высеченных в каменных стенах.

– Жан, смотри, это, наверное, наш дядя Жак! – подзывает она мужа. Перетта не ошибается – это действительно фигура Жака в подбитом мехом кафтане, с кинжалом на боку и тюрбаном, обмотанным вокруг головы, с концами, свешивающимися на уши. – Как мило, дядя – ты держишь масонскую кирку!

– Да, я ведь не только купец, но и еще какой-никакой строитель. Присмотрись – в другой руке у меня букет цветов, который я преподношу Марсэ!