Розы для богатых - [22]

Это был какой-то дурной сон, сумасшедший и бессвязный кошмар, а Отэм находилась в самом его центре. Напирающая, стискивающая со всех сторон толпа пугала ее и вызывала приступы клаустрофобии. Уши закладывало от криков, а ноздри резало от сильного запаха серы. В любую секунду Отэм могла потерять сознание. Она навалилась на какого-то мужчину, стоявшего впереди, и закричала:

– Выпустите меня! Я беременная, меня сейчас вырвет!

Среди гвалта злобных выкриков Отэм на минуту почувствовала странную волну добродушия, когда люди вокруг обернулись и посмотрели на нее, а потом, будто воды Черного моря, расступились и дали ей пройти.

Теперь она знала, что напрасно пришла на шахту в поисках Лонни. Ей хотелось снова оказаться в тепле и тишине своего маленького дома. Чтобы перевести дух и собраться с мыслями, девушка села на крыло автомобиля и уставилась на громоздящиеся вдалеке горные вершины. Вот и наступила зима. Голые деревья выглядели холодными и безжизненными, а спокойствие гор порождало чувство безмятежности, что поразительным образом контрастировало с безумием, бушевавшим вокруг.

Скользя взглядом по колышущимся головам, Отэм вдруг впервые заметила женщин. В отличие от мужчин женщины тихо стояли в стороне, разбившись на маленькие группки; некоторые держались за руки, чтобы подбодрить друг друга. От них веяло каким-то напряженным ожиданием, которое доходило до Отэм и передавалось ей. Они были разного возраста, но их лица были одинаково осунувшимися от крайнего утомления. Сильные, молчаливые женщины с усталыми, запавшими глазами.

Отэм не была знакома ни с одной из них, но двоих-троих встречала в городе. Высокая худая женщина работала в закусочной, куда они с Лонни иногда заходили съесть по гамбургеру. Дженни, как было написано на карманчике ее халата, работала кассиршей в продуктовом магазине, куда Отэм ходила за покупками. Отэм разговаривала с ней несколько раз. Она была жизнерадостной, смешливой и хохотала по всякому поводу. Но сейчас она не смеялась. Ее маленькое личико было искажено горем, а розовые щеки мокры от беззвучных слез.

Отэм проглотила комок, подкативший к горлу, и снова посмотрела на толпу мужчин. Глупый мужик в вязаной шапочке по-прежнему потрясал кулаком. Почему они злились? На кого они злились?

Она повернулась, чтобы уйти, как вдруг мимо нее промчался какой-то мужчина. Он весь был покрыт угольной пылью, и вид у него был усталый и дикий. Отэм кинулась за ним и схватила его за руку, когда он уже открывал дверцу машины.

– Мой муж, – сказала она взволнованно. – Лонни Нортон. Вы его знаете? Вы его видели? С ним все нормально?

Мужчина посмотрел на нее пустыми беспокойными глазами, словно ему было слишком трудно осмыслить ее слова.

– Ага, – сказал он кивнув. – Знаю Лонни. Видел в шахте несколько часов назад. Он в порядке.

Она почувствовала слабость от облегчения.

– Спасибо.

Мужчина собрался сесть в машину, но тут возник репортер и сунул ему прямо в лицо микрофон. Мужчина в ярости повернулся к нему:

– Пошел отсюда к чертовой матери!

– Я всего лишь хотел узнать некоторые факты. Действительно ли дела обстоят так скверно, как говорят? Сколько погибло? Из-за чего это все случилось?

Широкое, измазанное углем лицо мужчины передернулось от нетерпения. Его карие глаза потемнели, и он проговорил низким, насмешливым голосом:

– Да, мать вашу, плохи. А если тебе нужны факты, пойди спроси у Осборнов.

– Я не в силах к ним пробиться.

– Ничем не могу помочь.

– Что было причиной? Почему все так секретничают?

– Слушай, кровопийца. Мне нечего тебе сказать. Я устал и собираюсь поехать домой и немного отдохнуть.

Мужчина забрался в машину, завел двигатель и, со скрежетом включив передачу, исчез.

Репортер сдвинул брови и, пожав плечами, повернулся к Отэм:

– А вы, мисс, можете что-то сказать? У вас есть кто-нибудь в шахте? Может быть, муж… отец… брат? Что вы сейчас чувствуете?

Она посмотрела на микрофон, а потом мимо.

– Не думаю, что вы действительно хотите это знать.

Девушка пошла прочь, думая о том, смогут ли чужаки когда-нибудь понять, что на самом деле на уме у обитателей провинциальных городков Кентукки. Они могут враждовать между собой, но скорбь – настолько интимная вещь, что ее не сумеет передать в новостях ни один даже самый прыткий репортер.

Она шла по пустым улицам, подняв воротник пальто и засунув руки глубоко в карманы. Казалось, что даже ветер взволнован и не в ладу с самим собой. День был очень морозный, но утром, когда Отэм шла на шахту, не было ни малейшего дуновения. А теперь вдруг опять налетел ветер. Он раскачивал деревья, ворошил опавшие листья, путал волосы, и они развевались вокруг лица девушки, словно ярко-каштановый вентилятор. Вскоре ее щеки уже горели от ледяных укусов, а нос покраснел. С каждым выдохом изо рта вырывались облачка пара. Чувствуя, как ветер свищет вокруг ног, Отэм поглубже запахнулась в теплое пальто и наклонила голову против холодного ветра. Наконец, почти бегом, она добралась до Майнерз-роу.

Их домишко-коробочка никогда еще не выглядел для Отэм таким привлекательным. В эту минуту ей казалось, что весь мир перевернулся вверх дном. Она влетела в комнату, бросила пальто на диван и направилась было к газовому обогревателю, как вдруг с удивлением увидела тетю Молли, выходящую из кухни. Отэм так глубоко задумалась, что пробежала мимо знакомой машины, не заметив ее. Отэм вдруг захотелось броситься к тете, как, бывало, она делала это ребенком, ощутить мягкое прикосновение ее ладони, рассказать, где болит.