Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - [34]

А здесь пииты дозволяют

Нам так же действовать пером;

На тихие ума забавы

Они нам право здесь дают

И нас с собой к жилищу славы

Стезей цветущею ведут[273].

«Пииты» дозволяют упражняться женщинам в стихах, в отличие от «гордых масонов», также упоминаемых в этом стихотворении, которые не допускали женщин в ложи. В рамках сложившихся этикетных формул Волкова характеризует женское писательство как «тихие ума забавы», тем самым «принижая» его, подчеркивает ученический статус поэтесс, ставя женщин и молодых людей в один ряд: «В сем храме юноши и жены / Бессмертия вкушают плод». Юношам и женам противопоставлен «мужей отличнейший собор». Именно составляющие его «почтенные российские пииты» будут направлять «вновь прибывших» на пути поэзии:

Дав пищу новую сердцам,

Путь наш к Парнасу освещайте

Небесным знания огнем[274].

Их ученики, в свою очередь, обязуются быть достойными продолжателями дела учителей, главным образом подражая им:

И, вам в усердьи подражая,

Дань слову русскому дадим[275].

Как уже отмечалось выше, для «Беседы» была принципиальной иерархия старших и младших. Последним надлежало прежде всего внимать учителям и перенимать их опыт, чтобы приносить отечеству пользу.

Знакомство Шишкова и Волковой относится к добеседному периоду. Их отношения четко укладываются в схему «благотворитель — объект благодеяний». Вероятно, приглашая Волкову в «Беседу», Шишков руководствовался идеями распространения пользы: Волкова как поэтесса могла стать ее распространителем. Однако ее участие в обществе, как можно судить по литературной полемике того времени, не привлекло особенного внимания литературных кругов — в отличие от второй протеже Шишкова, Анны Петровны Буниной.

Бунина приехала в Санкт-Петербург в 1802 году и занялась восполнением пробелов в образовании: изучением иностранных языков, а также русской словесности. Ее педагогом стал Петр Иванович Соколов (1764–1835), к тому времени — член Академии Российской, один из составителей «Словаря Академии Российской» (за что был награжден золотой медалью), автор «Начальных оснований российской грамматики» (1788), преподаватель российской грамматики, логики и риторики в Училище корабельной архитектуры. В 1802 году он стал непременным секретарем академии; позднее являлся действительным членом третьего разряда «Беседы». Вероятно, именно он познакомил Бунину с кругом литераторов, в том числе с Шишковым.

Двадцать седьмого марта 1807 года на одном из регулярных литературных вечеров в доме Державина, предшествовавших созданию «Беседы», Шишков прочел раннюю редакцию «Песни смерти», Буниной, а 30 марта во время литературного вечера в доме сенатора И. С. Захарова, писателя и будущего председателя четвертого разряда «Беседы», — еще несколько стихотворений. В дальнейшем Бунина стала почетным членом «Беседы», ее сочинения неоднократно читались и обсуждались на заседаниях общества.

В начале 1813 года, уже благодаря непосредственному участию Шишкова (при поддержке М. И. Кутузова), Бунина получила от Александра I пенсион в 2000 рублей. Шишков покровительствовал поэтессе, часто выступал посредником между нею и императорской семьей. В одном из писем к жене он так характеризовал свое отношение к Буниной:

Ты знаешь, что я очень ее люблю и таланты ея ценю как должно; а потому во всяком случае готов об ней стараться. Действительно, она по талантам своим заслуживает не меньше награждена быть, как и другие награжденные за таланты[276].

Эта реплика свидетельствует не только о теплом личном отношении адмирала к поэтессе, но и указывает, в частности, на его убеждение, что всякий талант должен быть вознагражден. В данном случае патрон входил не только в финансовые дела своего клиента, но и в литературные. Шишков лично читал стихи Буниной на заседаниях «Беседы», высказывал критические замечания о них не только публично, но и в частной переписке. Так, в одном из писем Шишков писал поэтессе:

Я прочитал ваши стихи под названием Весна. Признаюсь, что вся песнь показалась мне чем-то не имеющим достаточной целости, как бы чем-то таким, что начато, но еще не окончено. Надобно бы подумать, чего тут недостает. Когда-нибудь мы вместе прочитаем. Вы скажете мне ваши мысли, а я сделаю вам мои примечания…[277]

Или другой фрагмент:

Не стесняйте, не принуждайте себя, дайте волю вашему воображению; но только после не упрямьтесь согласить оное с чистейшим течением здравого рассудка; не ленитесь переправлять, не влюбляйтесь в те места, которые он одобрять не будет. Лучше три, четыре раза переделать их, нежели испортить ими прекраснейшее произведение. Вот вам мысли того, кто с отменным услаждением прочитал ваши стихи[278].

Так или иначе, за Буниной закрепилась репутация любимицы Шишкова. Как любимый ученик основателя «Беседы» воспринимался и С. С. Ширинский-Шихматов. Сюжет «учитель и его любимец» неоднократно обыгрывался противниками Шишкова: применительно к Шихматову — в сатире Измайлова «Шут в парике» (1811; по определению В. Э. Вацуро — «жесточайший памфлет на Шишкова»).

Еще одной женщиной, входившей в «Беседу», была Екатерина Сергеевна Урусова (1747–1817). У нее был совсем иной статус, нежели у Буниной и Волковой. Она принадлежала к старшему поколению поэтов, дружила с Херасковым и Державиным и была, вероятно, первой русской поэтессой, затронувшей в своих сочинениях проблему женского писательства. Еще в 1774 году вышла ее поэма «Полион, или Просветившийся нелюдим», а в 1777 — «Ироиды, музам посвященные». Уже Н. И. Новиков в «Опыте словаря» (1772) сообщал, что она «писала прекрасные елегии, песни и другие мелкие стихотворения, которые за чистоту слога, нежность и приятность изображения достойны похвалы». М. Н. Макаров в биографической статье приводил другие свидетельства признания Урусовой как литераторами и учеными, так и самой императрицей: