Рождество по-новорусски - [24]

– В смысле, второго января, – сказал Леонид и снова улыбнулся.

И снова очень неприятно.

– В смысле, – первого, – сказал Липский.

– Второго, папахен, второго. И, кстати, денег не подбросишь? На праздник. Неохота у ребят одалживать.

Липский скрипнул зубами и, стараясь не смотреть на жену, достал из бумажника деньги:

– Хватит?

– Там посмотрим, – заявил сын и забрал деньги. – Со мной кто остается?

– Дима и Григорий. У твоего постоянного что-то с желудком.

– Нормально, – небрежно кивнул Леонид. – «Мерс» ты забираешь?

– Да. А ты обойдешься «тойотой», – Липский отвернулся и вышел из зала.

У самого выхода из здания попрощался с Графом, спустился к машине. Сел на заднее сидение, возле жены.

Машина плавно тронулась.

– Нам нужно будет что-то решать по поводу школы, – сказала жена.

– Давай об этом поговорим завтра, – предложил Липский.

– В смысле, второго января? – неприятным голосом спросила Наталья.

Липский молча отвернулся.

Машина выехала за ворота, но, проехав немного, затормозила.

– Что там? – спросил Олег Анатольевич.

– Не выходите, пожалуйста, из машины, – сказал Рома.

Липский с удивлением услышал, как лязгнули затворы автоматов. Рома открыл дверцу и вышел из машины, держа автомат в руках. Водитель опустил стекло возле себя и положил ствол своего автомата на край окна.

– Что это? – Наталья схватила мужа за руку.

– Что там? – спросил Липский водителя.

Тот молча указал рукой вперед. Посреди дороги, на нетронутом с прошлого года снегу, стоял табурет. И над ним весела веревочная петля. Медленно падал легкий снег, бесшумно влетая в освещенный фарами круг, и ложась ровным слоем на табурет.

Липский увидел, как Рома левой рукой достал из кармана рацию, что-то в нее сказал, медленно обводя стволом автомата деревья справа от дороги.

– Мне страшно, – сказала тихо Наталья.

Липскому тоже было неприятно, но вслух он этого не сказал. Лишь молча погладил руку жены.

Прошло минуты две. Свет фар сзади осветил машину Липского. Тот вздрогнул, но потом понял, что это прибыло подкрепление. Подъехал «джип», из него быстро выпрыгнули четверо людей с автоматами. Еще четверо появились сзади, из-за машины. Один из них осмотрел табурет и петлю. Остальные вошли в лес по краям от дороги, осматривая все вокруг.

Рома вернулся в машину.

– Похоже, чья-то дурацкая шутку, – сказал он. – Но на всякий случай, нас сопроводят до города.

До самого города Липский молчал. И в квартире молчал, до самой спальни. Лег, и только тогда сказа жене:

– Странно начался новый год. Ты не находишь?

– Давай куда-нибудь уедем? – вдруг предложила жена. – За границу. Далеко-далеко…

* * *

– Далеко-далеко, – сказал Али, поднимая бокал. – Так выпьем же за то, чтобы наши враги были нашими врагами, чтобы наши друзья были нашими друзьями, и чтобы и наши враги, и наши друзья нас уважали.

Гиря выпил с готовностью. Выпила Нина. Выпил Гринчук. Выпил Али и перевернул фужер, демонстрируя, что тот пуст.

– Слушай, Али, – сказал Гринчук. – Вам же закон запрещает пить.

Али еле заметно улыбнулся:

– Я очень давно живу здесь. И я знаю, что аллах не обидится на меня за маленький фужер вина, но никогда не простит, если я оскорблю уважаемого человека.

– Ты и с аллахом договоришься, Али… – сказал Гиря.

– Для того язык человеку и дан, чтобы договариваться с хорошими людьми. Руки человеку даны, чтобы плохого наказать, а хорошему – подарок подарить, – Али достал из сумки свернутый шелковый платок, обернулся к Гринчуку.

– Я знаю, – сказал Али, быстро, чтобы Гринчук не успел возразить, – знаю, что вы, Юрий Иванович, никогда не берете подарков не от друзей.

Гиря хмыкнул неопределенно, но Али на это не отреагировал.

– И я знаю, что вы никогда не назовете недостойного человека другом.

Гринчук пожал плечами.

– Садреддин Гейдарович, который к своему большому сожалению не смог сюда приехать, попросил меня передать вам от него самые лучшие пожелания. И найти такой подарок, который не оскорбит вашу честь и не унизит вас.

Гринчук снова попытался что-то сказать, но Али снова его опередил:

– Долго думал я над поручением Садреддина Гейдаровича. И вот что решил.

Али взял платок в две руки.

– Мой дед подарил это мне. А ему это подарил его дед. А его деду – его дед. Всегда он был в нашем роду. Всегда он защищал честь нашего рода. Много раз он поражал сердце врага, но никогда спину.

Али развернул платок.

– Возьмите этот клинок, пожалуйста. Ему триста лет. Когда хотят оказать честь человеку, дарят ему самое ценное. Когда хотят оказать честь дарителю – принимают подарок и тут же забывают о нем. И мне не жалко отдать этот клинок в достойные руки, – Али протянул кинжал Гринчуку.

Тот встал. Искоса глянул на Нину. Она улыбнулась.

Гричук вздохнул и протянул руку.

– Спасибо, Али.

Али передал кинжал и поклонился:

– А теперь мне нужно уходить. Меня ждет работа.

Али вышел. Гринчук сел на место и посмотрел на кинжал.

– Попал, Зеленый? – спросил Гиря.

– А мы что, перешли на «ты»? – осведомился Гринчук. – Мне придется вас Гирей кликать?

– А ты… вы за три месяца не подобрели, гражданин подполковник. И кстати, как это так быстро подполковником стали? – Гиря налил себе в фужер остаток коньяка и выпил. – За Андрея Петровича?