Рождество «Непобедимого солнца» - [3]

Строго разсуждая, культъ Миѳры, въ язычествѣ своемъ, удалялся отъ христіанскихъ началъ врядъ ли на большую дистанцію, чѣмъ нѣкоторыя ереси напр., чудовищныя бредни офитовъ или каинитовъ, которыхъ, однако, церковь признавала, хотя заблудшими, но все же христіанами. Насколько хорошо понимала церковь неудобство соприкосновенія съ ея обрядами таинствъ миѳраитическаго солнечнаго культа, характеризуетъ и слѣдующій историческій результатъ. Ставъ у кормила государственной власти, христіанство показало себя довольно терпимымъ, по крайней мѣрѣ, на первыхъ порахъ. Конечное торжество надъ язычествомъ совершилось путемъ побѣдъ спокойныхъ и кроткихъ, безъ гоненій и притѣсненій: умиравшій паганизмъ не оставилъ по себѣ мучениковъ. Но не менѣе извѣстны, съ другой стороны, энергія, съ какою сражались между собою разные толки древняго христіанства, безпощадная ревность, съ какою католическая церковь истребляла ереси, возникавшія въ нѣдрахъ ея. Вражда побѣдоноснаго христіанства къ культу Миѳры, по систематическому характеру своему и быстрымъ истребительнымъ результатамъ, напоминаетъ скорѣе именно эту противоеретическую, а не противо-языческую страстность. Миѳра — солнце — какъ бы объявленъ исключительно вреднымъ изъ всѣхъ другихъ божествъ идольскихъ. Въ то время, какъ дряхлому эллино-римскому Олимпу даютъ умирать своею смертью, съ равнодушіемъ презрѣнія: эти, молъ, идеи и безъ того давнымъ-давно мертвыя! Оставимъ же мертвымъ хоронить своихъ мертвецовъ! — въ то самое время, противъ Миѳры въ Римѣ и новорожденной Византіи, какъ впослѣдствіи противъ Сераписа въ Александріи, чувствуется ожесточеніе энергической борьбы, какъ противъ живого и полнаго силъ соперника. Историческія параллели доказываютъ намъ, что это — постоянный законъ религіозной эволюціи: гоненіе культа торжествующаго противъ культа вытѣсненнаго и вымирающаго, противъ открытаго, но безвозвратно побѣжденнаго врага своего, бываетъ всегда гораздо слабѣе, чѣмъ гоненіе противъ толка, — родственнаго, но не совсѣмъ согласнаго съ ортодоксально провозглашенною догмою. Въ государствахъ магометанскихъ суннитъ относится къ шіиту гораздо хуже, чѣмъ къ естественнымъ врагамъ своимъ — христіанину, еврею, буддисту, гэбру. Лютеръ, когда самъ сталъ «папою въ Виттенбергѣ», мягче пишетъ о католицизмѣ, чѣмъ о Цвингли и Мюнцерѣ. Мы, — современные христіане, — довольно равнодушны къ идолопоклонничеству какихъ-нибудь мултанскихъ вотяковъ, но принимаемъ энергичныя мѣры противъ раскола, штунды, раціоналистическихъ сектъ. Дряхлая Кереметь для нашей вѣры такой же безсильный врагъ, какъ для побѣдителей-христіанъ IV и V вѣка мраморъ, бронза и дерево низверженныхъ идоловъ: мы позволяемъ спокойно вымирать язычникамъ-вотякамъ; вѣка Константина и Ѳеодосія дозволили сравнительно спокойно вымереть язычникамъ государственной римской религіи. Но — подобно тому, какъ отъ насъ должны выселяться духоборы и штундисты, — въ христіанско-государственномъ Римѣ уже не могли ужиться и миѳраиты — съ ихъ почти христіанскою моралью и обрядностью, но безъ вѣры въ самого Христа.

Уже пятьдесятъ лѣтъ спустя послѣ реформы Константина — въ 377 году, по приказу римскаго префекта Гракха — пещеры и жертвенники Миѳры старательно уничтожаются. Миѳру не въ силахъ защитить даже могущественное вліяніе Юліана Отступника. Въ половинѣ V вѣка культъ Миѳры окончательно угасаетъ. Пещеры засыпаны, храмы заперты, жертвенники разбиты, монеты, посвященныя Deo Soli Mithrae, перелиты съ новымъ штампомъ.

Нельзя отрицать, однако, что иныя стороны гонимаго миѳраизма, какъ солнечнаго культа, принесли христіанству и нѣкоторую практическую пользу, облегчивъ многимъ прозелитамъ переходъ къ христіанскимъ воззрѣніямъ, символамъ, образамъ и метафорамъ. Темный человѣкъ, привычный поклоняться Миѳрѣ, какъ «Soli invicto», легче принималъ Христа, когда слышалъ, что Христосъ есть солнце правды, неугасаемый светъ, сіяніе вѣчной красоты, свѣтъ, который и во тьмѣ свѣтитъ, и — что честь и хвалу Ему воздаютъ въ тѣ же сроки, когда онъ, солнцепоклонникъ, привыкъ чествовать свое Непобѣдимое Солнце.

Первые христіане почти не имѣли праздниковъ, да — по причинѣ гоненій — и не могли имѣть ихъ въ томъ смыслѣ, какъ мы понимаемъ слово «праздникъ». По указанію Оригена, въ его дни справлялись лишь: день Господень, т. е. воскресенье, пятница передъ Пасхою, Пасха и Пятидесятница. Затѣмъ, до насъ дошли только свидѣтельства объ уклоненіи христіанъ отъ языческихъ празднествъ: объ отказахъ украшать въ дни ихъ дома свои цвѣточными гирляндами, устраивать иллюминаціи и т. д., а также строгіе покоры отцовъ церкви тѣмъ изъ паствы, кто воздержанія этого не проявлялъ. Судя по рѣзкостямъ Тертулліана, недостатка въ такихъ малодушныхъ не было. Да оно и понятно! Открыто праздновать знаменательныя событія своей исторіи, конечно, можетъ лишь религія торжествующая или, по крайней мѣрѣ, забравшая силу, обезпечившая возможность своего существованія. Между тѣмъ, праздникъ — прямо потребность духа человѣческаго; онъ — награда за вѣру, онъ — то право на ликованіе, которое достигается точнымъ и благочестивымъ исполненіемъ принятыхъ на себя религіозныхъ обязанностей. И вотъ, мы видимъ, что не только язычники, вродъ Цельза, начинаютъ упрекать христіанъ отсутствіемъ у нихъ праздниковъ, но и сами христіане тяготятся будничностью своего религіознаго быта, и ихъ начинаетъ тянуть къ языческимъ торжествамъ. Во время таковыхъ, по обличенію негодующаго Тертулліана, «домы у христіанъ и двери у домовъ ихъ отличаются теперь болѣе, чѣмъ у язычниковъ, множествомъ свѣтильниковъ и лавровыхъ вѣнковъ». «Если по легкомыслію вашему, — убѣждаетъ онъ общину свою въ другомъ своемъ сочиненіи, — непремѣнно нужны уже для васъ праздники, то развѣ мало ихъ у васъ? У васъ ихъ болѣе, чѣмъ у язычниковъ. Языческіе праздники совершаются только одинъ разъ въ годъ, а у васъ воскресенье возобновляется чрезъ каждые семь дней. Пересчитайте всѣ идолопоклонническіе праздники въ году, и вы увидите, что у нихъ не достанетъ ихъ для замѣны пятидесяти дней нашей Пасхи». Дѣло, однако, было не въ количествѣ только, но и въ качествѣ праздниковъ. Философу достаточно внутренняго, религіознаго значенія праздничныхъ дней; массѣ, - по легкомыслію ея, употребляя горькое тертулліаново слово, — необходимы церемоніи, символы, наружный блескъ, ликованіе, великолѣпіе. Безъ нихъ, для нея и праздникъ — будни. Къ нимъ привыкла она въ торжествующемъ язычествѣ, ихъ потребовала теперь и отъ торжествующаго христіанства. И ей уступили: уже Византія обиліемъ пышныхъ и величественныхъ празднествъ церковныхъ оставила далеко за собою обиліе и великолѣпie религіозныхъ торжествъ языческаго Рима. Какъ противовѣсъ отголоскамъ паганизма, составился подробный календарь, требовавшій постояннаго и глубокаго вниманія къ днямъ, объявленнымъ святыми. Не увлекайся мистеріями въ честь умершаго и воскресшаго Адониса! — безмолвно приглашалъ календарь этотъ, — но молись, радостно вспоминая, что, ради спасенія твоего умеръ, и воскресъ Іисусъ Христосъ. Зачѣмъ тебѣ старинныя нечестивыя флореаліи? Церковь около того же времени разрѣшаетъ тебѣ благочестивый и высоко поэтическій праздникъ нашъ Пасху, Троицынъ день, столь же полные прекрасныхъ цвѣтовъ и вешняго «зеленаго шума», какъ и отжившій праздникъ побѣжденнаго культа.