Рождественские рассказы - [2]
— Merci! — протянула та полковнику свою ручку...
Терпугов сделал недовольную гримасу.
— Ну, как вы думаете, господа?.. Почему мы смолкли?..
Хозяин опять обратился к прочим членам компании.
— Да просто потому, что наговорились; речь оборвалась, ну, и перестали!
— Нет, я не про то... А почему именно в эту минуту?.. Ведь мы могли также замолчать и минутой позже!..
— Случайность!..
— Во всяком случае, для меня лично, очень уже счастливая случайность! — добавил полковник Ларош-д'Эгль.
— Ну, а теперь, вот тоже разом замолчали... Это тоже что-нибудь означать должно? — спросил скептик-доктор.
— На этот раз для того, чтобы дать повод рассказать мне тоже весьма интересную историю, по поводу тоже кажущейся случайности! — заговорил один из братьев Грызуновых, младший. — Действительно, как подумаешь, почему это, случайность, а так кстати?
— Расскажите! — одобрительно произнес хозяин дома.
— Да это было неделю всего тому назад. Вы все знаете, как я аккуратен относительно оружия!.. Ведь уж, кажется, осмотрительнее меня и спокойнее нет в этом отношении ни одного охотника...
— Это верно! — подтвердил его брат.
— Ну, вот; стою я в цепи, шестым нумером... Медведя поднимают здоровенного!.. Внимание напряжено. Тишина в лесу, в цепи, то есть, мертвая, глаза так и пронизывают чащу, а слух работает так, что зайчишка за версту чихни — и то не прозеваешь... Стою уже с полчаса, а, может, и больше... Вдруг впереди, в кустах, что-то засопело и затрещало... Приглядываюсь: лезет косолапый!.. Ближе, ближе... шубу его уже ясно различаю. Пора! Я — бац! из одного... бац! из другого... Что за черт!? Тюк да тюк и всего тут... Я к замку — а патронов нету!.. Забыл вложить! Я-то? Да так с разряженным ружьем в цепи сколько времени простоял!.. Ну, и слава же тебе Господи!.. «Полегче, барин! — Это медведь-то мой, говорит. — Я староста Никон, иду доложить, что мишка, через загонщиков, задним ходом прошел к Никулинскому перелеску»...
Большинство слушающих невольно расхохотались.
— Чего смеетесь!? — покачал головой рассказчик. — Не смеялись бы, кабы я две разрывные послал в бок неповинному старосте Никону...
— Не лезь, как дурак, прямо на цепь! Обходи стороной! — вступился было брат.
— От этого, брат, не легче бы было! Конечно, не засудили бы за убийство человека, а все бы тяжелый камень всю жизнь на душе протаскал бы!
— Конечно! — согласились все.
— А ведь тоже, подобная забывчивость со мной в первый раз и, конечно, в последний! Ведь не будь свидетелей, никто из знающих меня не поверил бы... Случайность — значит, и весьма редкая, счастливая, тоже случайность!.. Я, вот, за такую случайность молебен служил в часовне Петра Великого; своему патрону — Николе угоднику — свечу поставил, да и всю жизнь не забуду... Так-то!
Охотно согласились и все мы, что молебен отслужить следовало.
Вошел татарин, слуга Овинова. И сапоги-то у него мягкие, и ковры мягкие-мягкие, взошел, как кошка, неслышной поступью, оглянул стаканы — у кого пусто было, долил и так же неслышно скрылся за дверью.
— А расскажи-ка им про Шайтана и Орлика! — обратился хозяин к капитану Кара-Сакалу.
— Да это, пожалуй, еще страннее будет! — согласился капитан. — Отчего же не рассказать...
— Пожалуйста! — попросил Терпугов.
Я этот случай знал, при мне все дело было, но все-таки приготовился слушать со вниманием и даже доктора подтолкнул, приглашая тоже к особенному вниманию, сказав:
— Да, вот, послушайте и объясните!
— Это было накануне Зара-Булакского боя, — начал капитан... — Надо вам заметить, что мы были приучены к победам легким... Появились, постреляли, пошли в атаку, неприятель бежит... Потери наши вздорные!.. До штыков почти никогда не доходило — ну, а на этот раз можно было ждать чего-нибудь посерьезнее... Видите ли, господа, нас было немного, а перед нами стояла вся бухарская армия, с самим эмиром во главе — и стояла близко... Да что близко!.. Накануне, весь день, их конница наседала на наши аванпосты, со всех сторон охватили, а лазутчики-персы доносили, что и вся гвардия эмира — наемные афганские бригады, тысяч семь, тут же перед нами и стоят на горах, на крепких позициях...
Бой, надо вам сказать, предстоял решительный, и последствия поражения в этом бою для Бухары были безусловно роковыми... Эмир это сознавал... сознавали и мы...
Приказано было выступать перед рассветом, без всяких трубных и прочих призывов... Вставать, строиться и в путь! Часу в первом, сделав все нужные распоряжения, прилег я отдохнуть часок... Только заснул, слышу: будит меня мой конюх, Шарипка.
— Тюра, — говорит, — не знаю, что с Орликом сталось... Стоит, повеся голову, не ест, воды не пил и на заднюю ногу жалуется... Смотрел — ничего не видно, а седлать не годится... Я тебе Шайтана оседлаю!
Замечу, господа, следующее: у меня всегда была образцовая конюшня, а в поход я взял двух коней — Шайтана да Орлика. Орлик — это был мой любимец, радость душевная, а не лошадка! Не боязлив, не спотыклив, вместо поводьев хоть паутинки подвязывай, такой мягкий — под ногами хоть детей спать клади. И шаг удивительный; не шелохнет! А скакун добрый, угону нет, из беды выручит, свалишься — не уйдет: тут, у тела, и станет, как вкопанный... Да что! Конь — цены нет!.. Шайтан же мой был зол, как дьявол, за что и кличку свою получил... Сесть, кроме меня, никому на себя не давал, да и то попоной голову закрывали. Сядешь, а он норовит зубами ухватить за колено... на дыбы, да задом, пока не уморишь его, как следует... Едешь на нем, бывало, в стороне от других... ни поговорить, ни покурить нельзя... а близко кто подъедет, как тигр кидается... Одно было достоинство — препятствий не знал; стены и рвы брал с шагу... словно крылья у него вырастали, и скакать мог верст тридцать, даже не запыхается. Я его, собственно, и держал для скачек, да и надежда была все-таки объездить его, как следует... Так вот судите сами, каково мое положение: перед решительным боем, командир пехоты, да на этаком сокровище... Беда чистая!..
