Рождественская книга для детей - [10]

– Вот теперь и спать пора, – прошептала сестрица.

Сразу заснуть я не могла! Какое-то неизъяснимое ликование трепетало в груди. Детское сердце ширилось, словно улететь хотело. Словно у него выросли такие прозрачные, лёгкие крылышки, как у восковых ёлочных ангелов, трубящих в серебряные трубы.

Рождественская радость сияла в детской душе.

От синей лампады тянулись длинные, острые лучи… Зажмуришь слегка глаза – лучики побегут к изголовью, тёплые, приветливые.

«Баю-бай, – шепчут они. – Мы всю ночь храним святой огонёк, мрак отгоняем, сны нашёптываем мирные».

А я думала: к ёлочке такие же лучики от лампады тянутся, что перед Спасом Нерукотворённым теплится. Ёлочке одной в гостиной не страшно, не темно…

Захотелось солнышку утром взглянуть сквозь окошко в детскую – ан и нельзя.

Ах, проказник, дедушка Мороз, ах, забавник! Своею тонкою кисточкой сверху донизу расписал стекло. Чего-чего он только не изобразил! Вон стоит павлин, распустив серебряный хвост. Над его головой завились снежные колокольчики. Вон пастушок играет на дудочке и гонит белых барашков по заиндевелому полю. На холмах растут цветы какие-то диковинные, лапчатые.

Я спрыгнула с кроватки и принялась согревать стекло своим дыханием. Оттаял иней, открылся светлый кружок. Взглянула одним глазом на двор – и зажмурилась: крепко ударило солнышко жёлтыми лучами.

– С праздником, Петровнушка, – заговорила вошедшая в детскую старушка Матрёна. – Царство Небесное проспишь, ой проспишь! Будили тебя к обедне, а ты под нос себе прогымкаешь – и на другой бок. Господа и мамзель в церковь уехали.

Я была смущена и оправдывалась.

– Я вчера слышала, как часы полночь пробили. Я поздно легла, Матрёна, вот уж, верно, поэтому и не могла проснуться. Второпях оделась и побежала в гостиную на ёлку взглянуть. За ночь она словно ещё красивее стала, словно ещё шире раскинула пушистые ветви!

– Здравствуй, зелёная гостья, с праздником великим! Так бы, кажется, и перецеловала каждую твою колючую, душистую ветку, милая, милая! Как ты спала? Что снилось? Тебя баюкали белые снегурочки, восковые ангелы трубили над тобою песни Рождества. А страшно тебе не было? Нет. Тихо, кротко сияла лампада Спасу Нерукотворённому и тебе посылала алые лучики.

Далёкий звон колоколов Новодевичьего монастыря коснулся окон гостиной, мягкой волною пролетел по всему дому. Старушка Матрёна зевнула, перекрестила рот и прошептала:

– Поздняя обедня кончилась. Я-то, по обычаю, к ранней поторопилась. Через полчаса задребезжал звонок.

– Пойтить надо господам отворить, – сказала старушка и, поскрипывая новыми козловыми башмаками, заторопилась в переднюю.

Мама и сестра трунили надо мной:

– Каково тебе спалось? Как дремалось? Вмешался отец:

– Пойдём-ка лучше пирожком закусим. После церкви-то все проголодались.

Рождественский пирог удался на славу. Однако же, я с нетерпением ожидала, когда можно было выйти из-за стола, надеть высокие, тёплые башмаки, кофточку на вате и побежать на солнечный, ослепительно-белый двор…

В саду от деревьев бежали тонкие, голубые тени. Синий лёд пронзали острые лучи и он сверкал, словно зеркало. Как смешно скользить на тонких, железных пластинках. Точно ты между небом и землёю, точно ты вот-вот сейчас упадёшь в рыхлый сугроб. Так и есть – упала!

– Барышня, батюшка пришёл! Скорей домой, – кричит с крыльца Настасья.

Я бросила в кухне коньки, кофточку и поспешила в гостиную. Там уже дьячки запевали: «Рождество Твое, Христе Боже наш…»

Рядом со мной истово крестилась ласковая старушка Матрёна. Она глядела умилённо на Спаса Нерукотворённого, и блестящие слезинки катились по её тёмному, морщинистому лицу.

За лучистой звездой

В ту ночь далёкую, когда в степи безбрежной

В душистой южной мгле, в тиши паслись стада, —

Раздался в небесах звук гимна, тихий, нежный,

И в облаках зажглась лучистая звезда.

Хор светлых ангелов, спускаясь по эфиру,

Тем гимном возвестил, что родился Христос,

Что Он всему, всему страдающему миру

С собой великое прощение принёс…

Звезда плыла в ту полночь роковую,

И пастухи за ней в смятенье духа шли;

И привела она к пещере, в глушь лесную,

Где люди Господа рождённого нашли.

С той ночи в небесах горючая, златая,

Звезда является на небе каждый год

И, сердце трепетом священным зажигая,

К Христу-Спасителю рождённому зовёт.

Лидия Чарская

Сочельник в лесу

Ризу накрест обвязав,

Свечку к палке привязав,

Реет ангел невелик,

Реет лесом, светлолик.

В снежно-белой тишине

От сосны порхнёт к сосне,

Тронет свечкою сучок —

Треснет, вспыхнет огонёк,

Округлится, задрожит,

Как по нитке, побежит

Там и сям, и тут, и здесь…

Зимний лес сияет весь!

Так легко, как снежный пух,

Рождества крылатый дух

Озаряет небеса,

Сводит праздник на леса,

Чтоб от неба и земли

Светы встретиться могли,

Чтоб меж небом и землей

Загорелся луч иной,

Чтоб от света малых свеч

Длинный луч, как острый меч,

Сердце светом пронизал,

Путь неложный указал.

Александр Блок

Алексей Толстой

Детство Никиты (Отрывок)

С большого стола в столовой убрали скатерть. Матушка принесла четыре пары ножниц и стала заваривать крахмал. Делалось это так: из углового шкафчика, где помещалась домашняя аптечка, матушка достала банку с крахмалом, насыпала его не больше чайной ложки в стакан, налила туда же ложки две холодной воды и начала размешивать, покуда из крахмала не получилась кашица. Тогда матушка налила в кашицу из самовара крутого кипятку, всё время сильно мешая ложкой, крахмал стал прозрачный, как желе, – получился отличный клей.