Рождённый в сраженьях... - [26]

«Всё, сдаюсь! Уел меня майор. И как аккуратно это сделал! И на вопрос вроде бы ответил и щекотливую для себя тему отношения к разборкам в верхах обошел. Наверное, хватит из себя Штирлица изображать. Тоже мне, свой среди чужих — чужой среди своих. Ни навыков, ни привычки к нелегальной работе у меня нет. Поэтому не стоит гнать события и лезть с провоцирующими вопросами. Надо просто больше слушать и активнее использовать тот предмет в голове, который называется мозгом».

А поезд всё стучал колесами, громыхал на стыках, периодически оглашал ночь протяжным гудком. Впереди было еще пять дней пути. Впереди была Москва.

Слащев.

С самого начала Малыш ощущал некоторый дискомфорт. В «той» жизни он был крупным мужиком под два метра ростом. Нынешнее его рост составлял 185 сантиметров, довольно высокий для этого времени. Но разница в почти 15 сантиметров и привычка нагибаться давали себя знать. Черт его знает, в каком месте памяти хранилась эта разница, но тем не менее. На срочной и потом, в конторе, Малыш овладел боевым самбо и русбоем, а Слащев занимался по системе Мюллера. «Может совместить? Интересный коктейль может получиться. Да и мёртвый — то мёртвый, а форму терять нельзя. Как там классик говорил — тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться. По-моему так. Примерно».

И началось… Туда, на озеро, с согласия настоятеля, булыжники с монастырских огородов, обратно — напиленные брёвна на загривке. С каждым разом всё больше и больше, тяжелее и тяжелее. Разминка (хотя какая это уже стала разминка?) на полную катушку, до пара с плеч.

За систематическими занятиями и тренировками время летело незаметно. За неполный месяц все дровники оказались заполненными, что называется, под завязку. Под сделанными им же навесами аккуратно стояли поленницы дров. Отец Андрей только качал головой и шутливо замечал: «Спас Господь, спас. С этаким запасом не одну, три зимы пережить можно». А вообще, ему, городскому жителю, деревенская жизнь оказалась как нельзя кстати. Нерастраченная энергия молодости уходила не в бессмысленные «оттянись», а тратилась на серьезные человеческие нужды и занятия. Собственно, он даже не задумывался над тем, пригодиться ему это или нет, но научился у деревенских мужиков класть печи, ставить сруб, копать колодец и многим другим серьезным и важным вещам. Мужики, поругивая его за косорукость, делали это необидно. Да с роду он той косы в руках не держал! Учитывали его молодость и ранение, а на просьбы научить отвечали с охотой. Им казалось совершенно естественным, что молодой парень учится у старших деревенским премудростям. У себя в Сибири не успел — беляков бил — как же отказать можно? А он только теперь начал понимать, что такое тот самый русский «мир» и что именно означает «жить миром». Всё ведь на самом деле просто: «Мир» — это ты, я, он, сосед, друг, просто знакомый. Все, кто рядом с тобой. Ну, или почти все. Потому что всегда будут находиться желающие жить особняком, «особливо», как говорили деревенские. И жить «в мире» или «с миром» означает быть в ладу с теми, кто тебя окружает. Нет, это не означало быть «как все». В «миру» каждый себе сам хозяин. Но нужно уметь жить не только самому, но и знать и понимать общие, «мировые» проблемы. Даже если это проблема соседа. Потому, что, если сегодня ты не поможешь соседу, завтра ты со своей бедой тоже останешься один. Разве можно не поправить соседский забор, когда в соседях у тебя одинокая вдова? Разве можно не предложить помощь, если односельчанин распорол себе ногу косой, сено не сложено, а скоро дожди? И разве по-человечески, по-людски требовать за подобную помощь «магарыч»? Однажды он стал свидетелем многое ему сказавшего случая. В Ленивке жил дед Митяй. Одинокий и, по мнению мужиков», «недельный» мужичок. Он копался в своем огороде, когда порывом ветра сломало осину во дворе через дорогу и упавшей веткой прижало в дверном проёме ногу хозяйке. Митяй оказался там первым, и, даром что был хрупок телом, отбросил тяжелую ветку и помог хозяйке встать. Нужно было видеть его лицо и руки, когда хозяйка в благодарность вынесла ему ведро яблок. Хорошо, что рядом, как всегда в подобных случаях, крутились вездесущие мальчишки — мигом «награду» разобрали. А ведь за пару дней до этого Митяй с потерпевшей ругались из-за малахольной митяевской козы Ритки, сожравшей сушившиеся у хозяйки мужнины портянки. Но что Малыша поразило больше всего, так это то, что мужики, не говоря лишних слов, поставили Митяю новый навес для дров. Такое вот оно оказалось, это самое «мировое» общежитие, которое позволяло нашему народу переваривать любую напасть. И которое в «его» время оказалось самым слабым местом, когда «мир» заменили на «единственную и неповторимую личность». Твари продажные!

Постепенно жизнь входила в спокойную колею. Обязанности у Слащева оказались не обременительными: напилить, наколоть дров, складывая их в зимники, отнести дневной запас на монастырскую кухню, проверить печи, чтобы не сильно чадили. И ждать зиму, когда и предстояла основная работа. Монастырская братия поднималась рано, поэтому свой распорядок дня приноровил к монастырскому. Поднимался с рассветом, привычная пробежка до ближайшего озерца километрах в трех, разминка, купание. Потом завтрак в отведенном ему углу трапезной. И после завтрака основная работа — колоть дрова. Довольно быстро втянулся и выполнял её чисто автоматически: установил, замахнулся, расколол. И при этом оставалось время для всяких мыслей.