Рожденный дважды - [28]

Его здоровый глаз сверкал; Иона с силой вдавил акселератор в пол.

7

«Бэк Фенс», Гринвич-Виллидж

Кэрол с облегчением посмотрела на Джима, возвращавшегося из туалета. Стоило им с Биллом остаться на несколько минут наедине, и они сразу почувствовали неловкость. Билл делался таким скованным, когда они были одни!

— Как насчет того, чтобы выпить еще? — спросил Джим.

Кэрол уже перешла на пепси, и Джиму пора бы остановиться, считала она. Кэрол сказала бы об этом, но не при Билле, чтобы не выглядеть женой, которая пилит Мужа. Поэтому она промолчала.

Кроме того, Джим пока не заговорил о раках.

— Еще по стакану, — сказал Билл, — и отчаливаем.

Они оба как бездонные бочки, подумала Кэрол. И как это в них столько вмещается?

— А ты, Кэрол? — спросил Джим, показывая на ее стакан.

Она посмотрела на коричневую жидкость, уже согревшуюся до комнатной температуры, на тонкую маслянистую пленку на ней — кто здесь моет посуду? — и решила ограничиться тем, что осталось в стакане.

— С меня хватит. И мне кажется, с вас обоих тоже.

— Не-а, — смеясь, ответил Джим. — Мы только начинаем.

Он заказал еще два пива, затем повернулся к Биллу и ткнул в него пальцем.

— А ну быстро! «Теология — это антропология».

— Уф! — Билл сощурился. — Думаю, что Фейербах.

— Верно. А как насчет: «Мы идет к тому времени, когда вовсе не будет религии»?

— Бонхёффер.

— Я поражен, — сказал Джим.

— Не прослеживается ли в этих цитатах одна и та же мысль? Что хочет ею сказать главный атеист местного значения?

Кэрол стала думать о своем. При том, как мало они обращали на нее внимания, она могла бы остаться дома, в Монро. Здесь было потише, в этом «Бэк фенс», на углу Бликер и еще чего-то. Никаких музыкантов, только пластинки. В данный момент тихо звучало «Вдоль по Бродвею». Сравнительная тишина дала возможность Джиму и Биллу поговорить, и они увлеклись, как два первокурсника, занятых поисками смысла жизни и смысла вещей вообще.

Может быть, это мужское дело. Мужские контакты — так это, кажется, называют.

Билл взглянул на нее и радостно улыбнулся, по-видимому, при Джиме чувствуя себя лучше в ее присутствии. Похоже, он в гармонии с собой. Человек, который знает себя, идеалист, убежденный, что строит свою жизнь именно так, как хочет. Кэрол была уверена, что он не чужд амбиций, и ему конечно же знакомо чувство неудовлетворенности, но это никак не проявляется, не то что у ее мужа — бушующие в нем страсти всегда выплескиваются наружу. Джеймс — скептик, отвергальщик (есть такое слово?) общепринятых истин и расхожих суждений.

Как ни странно, ей нравились обе крайности.

Она сказала:

— Я счастлива, что вы не спорите уже целых десять секунд подряд.

— Разве ты не знаешь, Кэрол, — спросил Билл, отводя от губ свой стакан, — что мы с Джимом очень давно договорились ни в чем не соглашаться между собой?

— Чертовски верно он говорит! — крикнул Джим, и они оба расхохотались.

Джим вдруг перестал смеяться. Лицо его стало серьезным.

— Но это никогда нас не доводило до драки…

— Раки? — тут же насторожилась Кэрол. — Он сказал «раки»?

— Конечно, — ответил Билл, — разве ты не слышала? Мы весь вечер говорили про драки во Вьетнаме.

— А не поступить ли мне на бизнес-курсы? — сказал Джим. — Как думаешь, примут меня в Ракинге?

Билл энергично закивал головой:

— Хорошее место, чтобы заниматься любовью, но не для драки.

— Ну хватит! — воскликнула Кэрол. — Оба хороши! Ни капли больше ни тот, ни другой. Для вас бар уже закрыт. Поздно, и мы отправляемся по домам, как только вы допьете свои стаканы. А машину поведу я!

8

Кэрол крепко держалась за руку Джима, когда они вышли и оказались на ледяном ветру по дороге к машине, которую Джим поставил справа от Вашингтон-сквер. Внезапно он вырвался, оставил ее с Биллом и побежал в открытую всю ночь кулинарию. Он тут же вернулся с тремя апельсинами в руках и, дойдя до тротуара, стал жонглировать ими. Он пошел впереди, останавливаясь под каждым фонарем, и, словно циркач, жонглировал в луче света, а потом двигался дальше. По крайней мере один раз между двумя фонарями апельсины у него падали.

— Где ты этому научился? — спросила Кэрол, удивившись, что он умеет жонглировать.

— В нашей гостиной, — ответил Джим, каким-то образом ухитрившись на этот раз не уронить апельсины в темноте.

— Когда?

— Я практикуюсь, когда пишу.

— Как это возможно?

— Не все сразу пишется на машинке. Многое сочиняется в голове до того, как садишься печатать.

Кэрол вдруг почувствовала беспокойство. Ей показалось, что в начале вечера здесь не было так темно. Тогда улица выглядела безопасной.

— Знаешь, Джим, — сказал Билл, — мне всегда хотелось научиться жонглировать. Я отдал бы правую руку, чтобы жонглировать, как ты.

Джим расхохотался, и апельсины раскатились по мостовой. Кэрол тоже засмеялась.

Какой-то странный, гнусавый голос прервал ее смех:

— Эй, ты смеешься надо мной, парень?

Кэрол огляделась и увидела с полдюжины фигур, темневших на краю пустой площадки слева от них.

— Нет, — добродушно ответил Джим и показал на Билла. — Я смеюсь над ним, он — псих.

— Да, парень? А я вот так не думаю. Я мыслю, ты смеялся надо мной!

Кэрол почувствовала, как Билл сжал ее руку выше локтя.