Рожденный бежать - [13]

— На все уходит три дня, — напомнили мальчикам старейшины. — У женщин — четыре.

Итак, аривара, естественно, выглядит слегка лохматой из-за всех этих срезанных и пришлепнутых к голове волос; и, конечно же, она носится так быстро, как может, потому что у нее мало времени, чтобы переделать кучу неприятных дел. Подумайте об этом; впечатляет уже сама эта встреча, ведь души тараумара обычно бегают так быстро, что единственное, что можно разглядеть, — это вихрь пыли. Даже после смерти, напомнили старейшины мальчикам, они остаются бегущими.

— Вы живете, потому что ваш отец может загнать оленя. Он живет, потому что его дед сумел убежать от низкорослой боевой лошадки апачей. Вот насколько мы проворны, когда на нас давит наша плотская оболочка. Представьте же себе, как вы будете летать, когда ее сбросите.

Анхель слушал, размышляя о том, стоит ли брать на себя труд указать на другой возможный вариант происшедшего. В Муньерачи он слыл чудаком: наполовину мексиканец, наполовину тараумара, он покидал каньон на некоторое время и ходил в школу в мексиканской деревне. Анхель по-прежнему носил традиционные для тараумара сандалии и ленту для волос, но в отличие от других Анхель облачался в выцветшие рабочие брюки, а не щеголял в набедренной повязке. Он и внутренне изменился; несмотря на то что он все так же поклонялся тараумарским богам, в голову ему приходил вопрос: а не была ли та Дикая Тварь в лесной чаще просто-напросто каким-то чабочи, забредшим из внешнего мира?

Допустим, что так. Но тогда это скорее всего дальше от истины, чем версия о совместном с бродячим духом пользовании тропой. Никто и никогда не проникал так далеко без крайне веских на то причин. А может быть, это беглец, скрывающийся от закона? Мистик, гоняющийся за видениями? Золотоискатель, спятивший от жары?

Анхель пожал плечами. Одинокий чабочи мог оказаться любым из них, но уж никак не первым в своем роде, появившимся на территории тараумара. Это естественно (или же сверхъестественно, коли вам это ближе, понятнее), что таинственные существа появляются там, где исчезают люди. В африканских джунглях. На островах в Тихом океане. На пустынных землях в Гималаях. В любых местах, где пропадают без вести экспедиционные партии, то есть там, где обязательно появляются исчезнувшие виды, каменные идолы Стонхенджа, ускользающие тени йети и древние несдающиеся японские солдаты.

Медные каньоны были ничем не лучше, а в некоторых отношениях даже намного хуже. Сьерра-Мадре составляли среднее звено горной цепи, которая, практически нигде не прерываясь, тянется от Аляски до Патагонии. Любой отчаянный малый, обладающий особой способностью находить дорогу в глуши, мог бы ограбить банк и, быстро убравшись с места преступления, спрятаться в Медных каньонах, стрелой проносясь по пустынным пространствам, где на много километров не встретишь ни единой живой души.

А в результате Медные каньоны, как наиболее безопасное на континенте убежище под открытым небом, не только порождали экстравагантных личностей, но и привлекали их со стороны. За несколько сотен минувших лет каньоны давали приют разного рода отщепенцам, обитающим в Северной Америке. Бандиты, мистики, убийцы, ягуары-людоеды, воины племени команчей, мародеры из племени апачей, впавшие в паранойю золотоискатели и мятежники из отрядов Панчо Вильи — все они уходили от преследователей, скрывшись в Барранкасе.

Джеронимо[10], спасаясь от кавалерии США, по своему обыкновению, прятался в Медных каньонах. Так же поступал и его протеже Малыш-апач, который, по определению одного историка, «перемещался как дух в пустыне».

«Он был чужд стереотипов, и никто не знал, где он объявится в следующий раз. Ну разве можно было спокойно пасти скот или разрабатывать отведенный тебе участок, когда каждая тень, каждый едва уловимый звук могли обернуться Малышом-апачем, подходившим неслышными шагами, чтобы отправить вас на тот свет? Лучше всех высказался по этому поводу один не знавший покоя поселенец: "Когда вы замечали Малыша-апача, обычно было уже слишком поздно"».

Преследуя их в горном лабиринте, вы рисковали никогда не найти дороги обратно. «Вид этой местности грандиозен, но путешествие по ней — сущий ад», — записал в дневнике капитан кавалерии США Джон Бёрк, едва не погибший в очередной безуспешной погоне за Джеронимо, укрывшимся в Медных каньонах. Легкий стук скатившегося со склона камешка жутким эхом прокатывался повсюду; и звук этот не затихал, а, становясь громче и громче, рикошетом отскакивал справа налево и вверх. Скрежет трущихся одна о другую веток можжевельника заставлял весь кавалерийский отряд выхватывать пистолеты, и пока они неистово метались во всех направлениях, на каменных стенах плясали их собственные чудовищно искаженные тени.

Однако не только из-за эха и вызванных возбужденным воображением образов Медные каньоны казались обитаемыми. Быстрота, с какой один источник мучений превращался в другой, наводила на мысль о том, что Барранкас охраняет некий зловещий дух с садистским чувством юмора. Совсем распарившись после нескольких дней пребывания под лучами немилосердного солнца, солдаты с надеждой поглядывали на три-четыре темных облачка, суливших им облегчение от невыносимого зноя. И буквально через несколько минут они оказывались в ловушке. Их смывало мощной волной, словно вырвавшейся из пожарного шланга, пока они отчаянно и безуспешно карабкались вверх по гладким каменным стенам. Именно так апач-бунтовщик по имени Массаи однажды уничтожил целый кавалерийский отряд: «Заманив их в ущелье, он так рассчитал момент, чтобы их смыло разразившимся в горах ливнем».