Рожденные в раю - [9]

– Если они на самом деле джинны, ты можешь поговорить с ними о том, каково это, – подсказываю я моему томящемуся от любви брату. – Счастье вполне достижимо. Почитай сказки Тищоудибьяна. Красивая девушка-джинн, рожденная морем, вышла замуж за человека и родила ему двоих сыновей.

– Но эта история заканчивается печально, – возражает он.

– Нгози, – вздыхаю я, – ты делаешь из мухи слона.

Он улыбается, правда, робко, и кивает:

– Я точно делаю из мухи слона. Прости меня, брат.

– Спи, – говорю я ему.

Чуть позже он следует моему совету, зато сам я уснуть не могу. Я лежу в спальном мешке и прислушиваюсь к его размеренному дыханию. Левая нога у меня онемела, и я начинаю шевелить ею, чтобы размять. В нашей комнате множество замечательных книг, библиотека у нас огромная, хотя несколько неожиданная. Однако сейчас мне не хочется читать, впрочем, и спать тоже. Голоса, доносящиеся с другого конца зала, отвлекают меня от медитации. Один голос звучит особенно громко. Сначала я думаю, что он просто рассказывает что-то, потом мне начинает казаться, что он читает лекцию, и, наконец, что это спор.

У меня разыгралось любопытство, я вылезаю из спальника и, накинув одежду, тихонечко крадусь в сторону голосов. Позади читального зала и лабораторных стеллажей находится офис. Там я вижу отца, стоящего между двумя моими старшими братьями. Страсти разгорелись. Мутазз цитирует Священное Писание, а Рашид обвиняет его в том, что он мучает впечатлительную десятилетнюю девочку.

– Ей не нужны твои змеиные премудрости, так что оставь свои страхи при себе.

– Мы все должны бояться адского пламени, – возражает Мутазз, – иначе рано или поздно нам придется испытать его.

– Если оно существует, – презрительно усмехается Рашид. – Но на самом деле его нет. Но даже если есть, она – всего лишь ребенок. Далила – маленькая девочка, она взволнована предстоящим путешествием. Поэтому прекрати свои рассуждения об адском пламени, не внушай ей страх за свою бессмертную душу.

– Страх? Ах да. Мы же должны быть богобоязненными мусульманами. Мы должны быть послушны Богу. Он наслал на мир чуму и уничтожил его, так же как во времена Ноя насылал потоп.

– Но ведь я не…

– Брат, умоляю тебя, остановись и послушай. Прислушайся ко Второму зову, Второму призыву. То, что должно было прийти, уже здесь. Час расплаты. Одни будут уничтожены, другие – возвышены. Надо открыть сердца правде, покориться Ему, и тогда мы будем возвышены. Неужели вы не хотите предпочесть радости рая огню и нечистотам ада?

– Посмотри, во что ты превратился. Огонь и нечистоты. Ты используешь низменные страсти. Где твое милосердие, Мутазз?

– Ты сошел с ума? Разве я говорю не из сострадания? Зачем, по-твоему, я говорю все это? Почему я стараюсь спасти Далилу?

– Потому что страдание любит компанию, потому что трусы чувствуют себя увереннее, когда им удается заразить своим страхом кого-то еще.

– Нет ничего постыдного в страхе перед Богом, – отвечает Мутазз. – Стыдно забыть Его.

У Рашида нет возражений против его слов, или у него их слишком много и они застревают у него в горле.

– Довольно, – останавливает их отец.

Его темные глаза сверлят Рашида, настаивают, злят его, но при этом каким-то образом подвигают его не отвечать на последний выпад брата. Потом отец поворачивается к Мутаззу. Некоторое время он молчит. Потом наконец произносит: «О Господи. Если я славлю Тебя из боязни адских мук, пусть я сгорю в аду. Если я славлю Тебя в надежде попасть в рай, изгони меня из рая. Но если я славлю Тебя ради Тебя самого, не лишай меня Твоей вечной благодати».

Это цитата Раби Аль-Адави, что шел путем суфия. Мой отец идет тем же путем. Я иду этим путем. Рашид избрал атеизм. Сейчас я слышу, как Мутазз тоже сворачивает с этого пути.

– Если ты следуешь исламу, – говорит он отцу, – у тебя уже нет никаких путей.

Я подозревал, что именно так он думает, но услышать эти мысли облеченными в слова, к тому же слова столь категоричные, – совсем другое дело. Я верю, что мы, суфии, признаем необходимость объединения всех мировых религий. Мусульмане, индуисты, христиане, буддисты, евреи, зороастрийцы. Все эти пути ведут в центр. Так учил меня отец.

Мутазз, возможно, любит нас, но считает грешниками, предателями ислама. После смерти Гессы он не желает учиться у отца, предпочитает литературные интерпретации Корана. Безусловно, это его право, в этой книге есть много замечательного, но оно есть и в других книгах. Кроме того, я не верю, что Бог желает, чтобы Его боялись.

Возможно, это значит, что я – плохой мусульманин. Лишь Богу это известно. Однако каким бы я ни был, Он любит меня так, как я люблю Его.

Не признаться ли мне, что я их слышу? Проблема решается сама собой – боль в ноге заставляет меня сменить позу. Раздается шум. Отец слышит и поворачивается ко мне.

– Иди спать, Хаджи, – говорит он.

Я возвращаюсь в комнату, заворачиваюсь в спальный мешок, и мне снятся братья. Они охраняют меня всю ночь, Мутазз говорит о вере, а Рашид о свободе. Когда появляются первые лучи солнца, я понимаю, что не все это был сон, что-то было на самом деле, но я не помню, что именно.

ПЕННИ