Рожденные телевизором - [50]

Мы явно льстим себе, полагая, что Валерия Гай Германика поможет открыть обществу глаза. Обществу всего лишь бросили очередную кость. Вот недавно руководители трех федеральных каналов брали интервью у президента. Вопросы задавали острые, даже фамилии Ходорковского и Каспарова звучали, что само по себе уже крамола. Казалась бы, после подобного мастер-класса каждый из гендиректоров на вверенной ему территории обязан был тотчас продолжить славное начинание. Ведь и им тоже было сказано: свобода лучше, чем несвобода. Так нет же, все по-прежнему. Если на каналах и вспоминают про общественно-политические шоу типа «Судите сами», то только затем, чтобы обсудить триумф «Школы».

Скорей всего, новый сериал следует числить по ведомству консервативной модернизации, этому чуду логики кисти «Единой России». Проекты, вызывающие не зубовный скрежет, а обсуждение в обществе, будут изредка появляться и впредь, не нарушая общий благостный контекст ТВ. Читает же Дмитрий Медведев одновременно Ремарка и Пелевина. Вот и в «ящике» тонны приторного позитива раз в год можно уравновесить очередной «Школой». Как сказали бы ее герои, плюрализм, блин.

18 января

Парфенов – это модно

С Леонидом Парфеновым случился юбилей. Половину из своих пятидесяти лет он связан с ТВ, а шире – с политикой. (Ведь за публичную политику у нас принимают исключительно то, что показывают федеральные каналы.) Так что юбилей Парфенова в некотором роде – эмблема слома эпох.

Леонид Геннадьевич появился на телеэкране более двадцати лет назад. Дряхлое Гостелерадио уже не могло работать по-старому, новое ТВ еще не народилось. То было, как сказал бы Тынянов, время промежутка, родовая черта которого – смена школ одиночками. Одиночка Лёня оказался юношей сколь даровитым, столь и смышленым. В первом своем качестве он интуитивный творец, мастер детали, человек вкуса и стиля. Во втором – специалист по массовому сознанию, определивший суть ТВ: оно обретается между шампунем и прокладками.

Парфенов принялся радостно обустраивать сию экологическую нишу. С одной стороны, он одарил народ нескончаемыми, как прокладки и шампуни, старыми песнями о главном, с другой – новым ритмом, темпом, иронично-парадоксальной интонацией. У мальчика из Череповца оказался звериный нюх на то, что сегодня «носят». Начинал с радикальных проектов типа «Дети ХХ съезда», «Портрет на фоне», но быстро понял, что сиюминутность – штука ненадежная. Перешел на неполитические новости, а вскоре и вовсе эмигрировал в историю. И тем не менее даже такого осторожного господина, как Парфенов, ждала перемена участи. Официальным поводом увольнения с НТВ послужило интервью с вдовой Зелимхана Яндарбиева. Истинная причина, однако, в другом. Уже само наличие таланта в нулевые рассматривается как оппозиционный акт.

Парфенов не сдавался. Он не хотел пасть смертью храбрых, как его коллеги по старому НТВ. Продолжал работать, преодолевая не только внешние обстоятельства, но и борьбу внутренних мотивов. В нем всегда боролись художник и менеджер. Строительным материалом художника Парфенова стали обломки двух империй, советской и российской, а свой звук он нашел в слове «намедни». Явному архаизму автор придал расширительное понятие. И тут он был прав – с точки зрения вечности Петр Первый царствовал намедни. Но художника одергивал менеджер, чей бог – рейтинг. Главное для меня, любил повторять Л. П., сделать модный продукт, не поступаясь темой. Для своих программ он придумывает оригинальный ход: наше прошлое нуждается не столько в трактовках (уж этого добра навалом), сколько в инвентаризации. Он как тот французский философ, который утверждал: самое интересное – знать, сколько стоил пучок лука, когда голова Людовика скатилась в гильотинную корзину. Пучок лука чрезвычайно волнует нашего бытописателя. (Вспомним, как он носился с восстановлением в Нескучном саду настоящего ледяного дома для Анны Иоанновны.) А вот корзины с отрубленными головами Парфенов как бы и не замечает. Историзм мышления для автора – категория унылая. Но без него прошлое превращается в компьютерные комиксы, что не раз случалось с сочинениям автора. С ним трудно не согласиться – история в прайм-тайм – вещь отдельная…

Впрочем, размышления о его творческом методе неуместны. Парфенов один, рядом поставить некого. Тем заметней участившиеся огрехи стиля и вкуса. Призрак писателя в фильме «Птица Гоголь», будто преследующий Парфенова, лучше подарить авторам трэш-документалки.

Лучшее из сделанного в последние годы – четырехсерийная «Крымская война». Современность проекту сообщали не пошловатые аллюзии, но точный анализ структуры власти Николая I, ввергшего страну в войну. Выяснилось, что за истекшие сто пятьдесят лет в этих самых структурах мало что изменилось. А рассказы о том, как блеск николаевской власти скрывал чиновничью коррупцию, как бюрократия промышляла откатами, будто списаны с нынешних первополосных статей. Только теперь торгуют все больше нефтью, а тогда – корпией (лучший перевязочный материал). Парфенов снял фильм о трагическом разрыве между закапсулированной властью и народом, выживающим не благодаря, а вопреки этой власти.