Рожденные Смершем - [52]

Их усиливала шифровка Селивановского.

«Так кто из вас врет? Кто? — задавался вопросом Сталин. — Селивановский?.. Почему ты не доложил как положено Абакумову?.. Почему не доложил Лаврентию?.. Почему обратился ко мне?.. Почему?.. Сдали нервы, и ты запаниковал?»

Сталин снова обратился к справке-характеристике на Селивановского, подготовленной заведующим Особым сектором ЦК ВКП(б) Поскребышевым. Девятнадцать лет его службы в органах госбезопасности говорили сами за себя. Но не это привлекло внимание Сталина.

«…Три месяца назад ты, Селивановский, оказался одним из немногих, кто предупреждал об опасности нашего наступления на Харьков. Тебя не услышали. Может, и на этот раз ты прав? Значит…» — размышлял Сталин.

Ход его мыслей нарушил гул автомобилей. Он бросил взгляд за окно. На стоянку заехали два автомобиля, из них вышли трое: Берия, Саркисов и Селивановский. Встретил их начальник личной охраны Сталина Николай Власик. Поздоровавшись, задержал взгляд на Селивановском; история с его шифровкой наделала немало шума, и он не удержался от того, чтобы пожать ему руку. Берия нахмурился, ничего не сказал, первым вошел в холл, осмотрел себя в зеркале и остался доволен. Селивановскому было не до того, он нервно переступал с ноги на ногу. Власик ободряющим взглядом поддержал его, открыл дверь кабинета и пригласил:

— Проходите, товарищи, товарищ Сталин ждет вас.

Первым в кабинет уверенной походкой вошел Берия, за ним последовал Селивановский и остановился у порога. Он не слышал, как за его спиной захлопнулась дверь, он видел только Его, ставшего для миллионов советских граждан земным Богом.

Сталин стоял у окна, на шум шагов обернулся, прошелся взглядом по Берии, задержал на отчаянно дерзком особисте и затем поздоровался:

— Здравствуй, товарищ Селивановский.

— Здравствуете, товарищ Сталин, — внезапно севшим голосом произнес Селивановский.

— Вы сегодня прибыли в Москву?

— Три часа назад, товарищ Сталин.

— Из Сталинграда?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Как там обстановка?

— Сложная… и, собравшись с духом, Селивановский заявил: — Очень тяжелая, товарищ Сталин.

— Говорите «очень тяжелая», — повторил Сталин и ушел в себя.

Он оказался перед сложным выбором, поверить оценкам Селивановского, далекого от военной стратегии, или командующему Сталинградским фронтом генерал-лейтенанту Гордову, назначенному им лично на эту должность всего несколько дней назад. В последнем своем докладе тот клятвенно заверял, что не допустит прорыва немцев и удержит фронт.

Опытнейший политик, Сталин хорошо знал, что правду всегда сопровождает цветастый эскорт лжи. В его памяти всплыли трагические события недавнего прошлого. Весной сорок первого Гитлеру удалось обвести его вокруг пальца.

14 мая 1941 года специальный курьер из Берлина доставил в Кремль личное, строго конфиденциальное послание Гитлера. Оно служило искусной дымовой завесой, прикрывавшей план «Барбаросса» — нападения на СССР, и ввело в заблуждение Сталина. Фюрер хорошо знал, на какой струне души советского Вождя надо сыграть — подозрительности, и не просчитался.

В памяти Сталина были еще свежи воспоминания о «военно-фашистском заговоре в Красной армии», «разоблаченном» органами НКВД в 1937–1938 годах. Поэтому он с пониманием отнесся к «опасениям и тревогам» Гитлера. В своем послании тот «доверительно» делился:

«…я пишу это письмо в момент, когда я окончательно пришел к выводу, что невозможно достичь долговременного мира в Европе — не только для нас, но и для будущих поколений без окончательного крушения Англии и разрушения ее как государства <…>

Вы наверняка знаете, что один из моих заместителей, герр Гесс, в припадке безумия вылетел в Лондон, чтобы пробудить в англичанах чувство единства. По моей информации, подобные настроения разделяют несколько генералов моей армии <…>

В этой ситуации невозможно исключить случайные эпизоды военных столкновений <…>

Я хочу быть с Вами абсолютно честным. Я боюсь, что некоторые из моих генералов могут сознательно начать конфликт, чтобы спасти Англию от ее грядущей судьбы и разрушить мои планы <…>

Я прошу о сдержанности, не отвечать на провокации и связываться со мной немедленно по известным Вам каналам. Только таким образом мы можем достичь общих целей, которые, как я полагаю, согласованы.

Ожидаю встречи в июле. Искренне Ваш,

Адольф Гитлер»

Грандиозная мистификация, связанная с «нападением» вермахта на Великобританию, обернулась для него — Сталина и СССР катастрофой. Ранним утром двадцать второго июня гитлеровская авиация подвергла бомбардировке Минск, Киев, Севастополь и десятки других советских городов, танки выпускника Рязанского военного училища генерала Гудериана прорвали оборону Красной армии и принялись «утюжить» пшеничные и ржаные поля Полесья и Западной Украины. В эти самые часы эшелоны с отборным кубанским зерном, донецким углем и уральской сталью на всех порах мчались в Германию.

Спустя год, весной сорок второго, Гитлер повторил свой коварный трюк. На этот раз командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Клюге разработал «убойную дезу» — директиву генштаба вермахта «Кремль». Через несколько дней, чтобы в Москве отпали последние сомнения в плане захвата советской столицы, он «издал» приказ о летнем наступлении. Приказ оказался в руках советской военной контрразведки, захватившей в плен курьера с «планом» и летчика, совершившего вынужденную посадку в расположении частей Красной армии. И он, Сталин, снова поверил в блеф Гитлера. Вместе с ним поверили Жуков с Малиновским. Они не приняли в расчет данные «кембриджской пятерки» разведчиков, сообщавших о предстоящем наступлении вермахта на юге — на Сталинград и на Северный Кавказ.