Рожденная в гетто - [12]

Внешне старшие две дочки были малопривлекательны, но интеллектуальны. Первая – Лиза – окончила две консерватории, берлинскую и парижскую, вторая – Надя – медицинский факультет в Каунасе. Была актрисой в любительском театре, а потом в Берлине выступала даже с труппой второго МХАТа.

Дядя Неня, мамин брат, единственный сын, был тоже человеком одаренным. Стал юристом, блестящим адвокатом до войны, баловнем судьбы.

И последней была моя мама, она внешне была гораздо привлекательнее, чем сестры; уехала учиться в Лондон, не собиралась оттуда возвращаться, но пришлось – на похороны отца.

Дедушка, мамин отец, как я уже сказала, был человеком религиозным, интересовался Палестиной, ездил туда несколько раз и купил там дом; каждому из детей и бабушке по отдельной квартире. Словно чувствовал, что семья туда переедет. И действительно, Лиза, старшая дочь, выйдя замуж за инженера в конце тридцатых годов, когда началась война, бежала из Европы в Палестину. То же произошло с Надей. Замуж она, правда, вышла после войны, а всю войну была подругой известного французского генерала Рэмона Шмитлена.

Бабушка была женщиной очень способной, интересовалась искусством, музыкой. Дала детям прекрасное образование. В доме говорили по-русски, но дети знали иврит, латынь и немецкий. Дом был хлебосольным, открытым. Были кухарки. Несколько блюд на первое, несколько на второе. Бабушка вела светский образ жизни, ездила в Европу. Прижимистый дед для своей красавицы не жалел ничего. Из Европы бабушка привозила все, что можно было. Ездила по выставкам, покупала сервизы, картины, вазы, серебро. Все должно было быть самое лучшее. Дом был полной чашей. При последней возможности, когда в Литву уже вошли советские войска, бабушка в 1940 году уехала в Палестину. Все добро пришлось оставить, и оставила она это моей маме.

В отличие от семьи матери, хлебосольной, снобской, где разговаривали по-русски и на иврите, все прекрасно знали латынь и греческий, цитировали Цицерона и Цезаря, семья отца была гораздо проще.

Дед был одним из двенадцати детей в бедной семье в местечке Тауроген. Он замечательно пел и маленьким мальчиком по шифтс-карте уехал в Америку. По дороге работал юнгой на корабле, потом в каком-то бродячем цирке акробатом, потом в театре, пел в синагогальном хоре. Вскоре занялся мелкой торговлей и довольно быстро разбогател. Человек он был подвижный. Разбогатев, решил поехать в Южную Африку. Там разбогател еще больше, вызвал двух своих сестер и выдал их там замуж. Но что-то ему в этой Африке не сиделось, и он вернулся в Литву. В Литве женился на очень красивой девушке – на бабушке Сире. И родили они много детей, но в живых осталось только семеро. Младшим был мой отец.

У деда был очень сложный характер. Безбожник, он был человеком остроумным, прекрасно пел. В синагогу, правда, бабка могла его выгнать только в Иом-кипур, и то говорила:

– Перед людьми-то неудобно, надо ж помолиться в Судный день.

Был он своенравен. Когда познакомилась с ним моя мать, он выглядел очень старым.

Дал он сыновьям и дочери возможность получить высшее образование. Старший сын Леон уехал в Германию еще в двадцатые годы, стал там врачом. Тоже был человеком одаренным музыкально. Руководил хором берлинских врачей. Он женился на профессорской дочке из Санкт-Петербурга. Ее семья убежала после революции в Литву. Дочь Кисюта вышла замуж за моего дядю, и они переселились в Германию и жили там до прихода фашистов. Она стала смотрителем одного из берлинских музеев.

Папина сестра Ревекка получила образование, правда, в Каунасе, в медицинском институте.

А папа, последний сын, уехал. Сначала в Германию к двум старшим братьям, но там ему не понравилось: было уж очень голодно в двадцать восьмом году в Берлине. И он поехал дальше во Францию, в город Монпелье. Поступил на первый курс университета, а затем переехал в Париж и уже там окончил медицинский факультет.

Летом все дети собирались на даче в Кулаутуве у гостеприимных стариков-родителей. Особенно старший Леон, гордость семьи, он приезжал с женой и двумя детьми. Когда дед задавал вопрос, а он был уже стареньким, они отвечали что попало. И дед тогда говорил:

– Ну, вот что вы умные, уже известно, это уже всем доказано. Но почему вы думаете, что другие дураки?

Это была его любимая присказка. У него был больной желудок, а его уговаривали поесть. Он часто отвечал:

– Я могу отдавать честь чем угодно, только не своим желудком. Я потом очень болею.

Внуки ему действовали на нервы, но все равно он был рад их приезду на лето.

Три других папиных брата остались без высшего образования. Так сложилась жизнь, что они просто стали купцами, коммерсантами.

Мамина семья, уехав, так и жила в Палестине, где дед оставил им дом, а папина огромная семья, не считая двух братьев, Леона – врача и Арона – коммерсанта, осталась в Литве. И когда началась война, все они попали в гетто, в каунасское гетто, за исключением Бэно, которого фашисты расстреляли в первые дни войны на Седьмом форте.

Из семьи отца выжили только эти братья, уехавшие из Литвы задолго до войны. А Рувим, Макс, их сыновья, Бэно, сестра Ревекка, дедушка и бабушка погибли в гетто и концлагерях. Остались жены братьев, их дочери, муж сестры Ревекки и ее сын. Всех судьба разбросала по белу свету.