Рожденная огнем - [5]

Я отказалась смотреть повтор. Мне хватило и первого раза. Я закрыла глаза, ожидая, когда он заметит, что происходит на соседних мониторах. Много времени не понадобилось.

— Это еще что? — спросил он почти полушепотом. Я услышала, как что-то ломается, на пол посыпались обломки пластика.

Ага. Он совершенно точно был не в курсе.

— Твою мать! — рявкнул он коротко и отрывисто. И миг спустя прорычал: — Твою мать.

Помолчал секунду и снова произнес:

— Ох, твою мать, твою мать.

Лора, похоже, заело на любимом ругательстве. И неудивительно.

Я открыла глаза. Он стоял за столом прямой, как струна, расставив ноги, скрестив руки на груди, с бугрящимися мышцами, звенящий от напряжения. Раздавленный пульт валялся рядом с ним на полу.

— Мудак гребаный, ты окончательно долбанулся? С оставшихся катушек на хрен слетел?

Вот и я размышляла о том же.

— Мы такого не делаем. Это, мать твою, первое гребаное правило нашего гребаного существования. Даже тебе это не сойдет с рук, босс!

Подтверждение того, что у них есть правила, меня странным образом обнадеживало и в то же время сбивало с толку. Меньше всего нашему миру нужны дополнительные проблемы в виде Девятки, внутри которой идет вражда. Точнее, теперь уже Десятки.

— Гребаныйохреневшиймудиот! Твоюжегребанутуюмать!

Да, это Лор. Немногословный парень.

Он схватил второй пульт, нажал кнопку, и кабинет заполнили хриплые стоны. Горец на каменной плите от боли свернулся в тугой клубок. Я взглянула на Бэрронса и Риодана, которые в мертвой тишине наблюдали за ним. По всей видимости, их спор закончился. Как только у нас появился звук, они тут же перестали разговаривать.

Мой взгляд задержался на Бэрронсе — диком, элегантном, деспотичном, невероятно сдержанном. Я узнала его рубашку с открытым горлом и закатанными рукавами. И серые брюки — настолько темные, что казались почти черными. И черные с серебром ботинки. В последний раз я видела его выпотрошенным на гребаном утесе (я, Бэрронс и скалистые утесы — доказанный рецепт катастрофы), и его одежда была порванной и окровавленной. Значит, в определенный момент он заглянул в свое логово за книжным магазином, чтобы переодеться.

Сегодня, после моего ухода? Или несколько дней назад, когда я металась на диване в тревожном сне? Он проходил через магазин? Как давно вернулся? Он очень остро чувствует. Он знает, что я невидима. Если бы он удосужился обойти магазин, пока я спала, то увидел бы слегка продавленный подо мной диван. Он хотя бы попытался меня найти?

— Ты, твою мать, его обратил, — прорычал Лор. — Что в нем такого, до чертовой матери особенного? А меня ты убил только за то, что я взял маленький отпуск и трахнул Джо!

Лор фыркнул.

— Нет, мужик, точно будет трибунал. Ты должен был дать ему умереть. Ты, мать твою, знаешь, что будет дальше!

Что за трибунал? Я знаю, что означает слово, но не могу представить, кто бы мог служить судом и карателями для Девятки. Значит ли это, что в прошлом они уже обращали людей? И если да, то какое последовало наказание? Ведь их же невозможно убить. По крайней мере до недавних пор было невозможно — пока не появился К’Врак, древний охотник из черного льда, чей смертельный удар даровал сыну Бэрронса долгожданный покой. Так что, они найдут его и попытаются заставить убить Дэйгиса? Или надеются, что я помогу приманить к ним огромного смертоносного Охотника? И Дэйгис избежал одной смерти лишь для того, чтобы испытать другую, более полную, уничтожающую саму душу?

Бэрронс заговорил, и я вздрогнула. Я люблю его голос. Глубокий, с неуловимым акцентом, до чертиков сексуальный. Когда он говорит, все мелкие мышцы моего тела переключаются на более низкую, более напряженную, более агрессивную передачу. Я все время его хочу. Даже когда злюсь на него. В некотором извращенном смысле — особенно когда злюсь.

— Ты нарушил наш кодекс. Ты создал необоснованную уязвимость, — прорычал Бэрронс.

Риодан покосился на него, но ничего не сказал.

— Прежде всего и превыше всего он будет верен своему клану. Не нам.

— Спорно.

— Наши секреты. Теперь его. Он будет говорить.

— Спорно.

— Он Келтар. Они хорошие. Чемпионы неудачников. Сражаются ради общего блага. Словно подобная хрень существует.

Риодан слабо улыбнулся.

— «Хорошесть» больше не входит в число его дефектов.

— Ты знаешь, что сделает трибунал.

— Не будет никакого трибунала. Мы сохраним это в тайне.

— Ты не сможешь прятать его вечно. Он не согласится постоянно скрываться. У него жена и ребенок.

— Он смирится.

— Он горец. Клан для него — все. Он никогда не смирится.

— Смирится.

Бэрронс усмехнулся:

— Повторение ошибочных утверждений…

— Пошел ты.

— И, поскольку он не покорится, ты знаешь, что они с ним сделают. То, что мы делали с остальными.

Сколькими «остальными»? И что они делали?

— И все же у тебя есть Мак, — сказал Риодан.

— Я не обращал Мак.

— Только потому, что тебе не пришлось. Кто-то другой продлил ей жизнь, что сыграло тебе на руку. Возможно, наш кодекс ошибается.

— У нашего кодекса есть основания.

— Слышать это от тебя особенно забавно. Ты сам говорил: «Сейчас все изменилось. Мы эволюционируем. И наш кодекс тоже». Так что законы либо есть, либо нет. А если есть, то будут и прецеденты — так устроена вселенная.