Рождение психоаналитика. От Месмера до Фрейда - [56]
Напомним, что случай с Эмми фон Н. был одним из пяти представленных Брёйером и Фрейдом в качестве типичных случаев истерии. В 1950-е годы диагнозы Брёйера и Фрейда были оспорены. Гошен>{309}, например, который был не психоаналитиком, а скорее «антипсихоаналитиком», отнес все пять случаев к шизофрении. В 1956 году Сюзанна Рейхард (в статье, напечатанной в «Psychoanalytic Quaterly») высказалась за диагноз шизофрении у Анны О. и Эмми фон Н. и истерии у трех остальных пациенток.
Мы не будем обсуждать здесь справедливость этих по меньшей мере рискованных точек зрения. Тем не менее в наше время происходит пересмотр нозологических концепций; кроме того, диагнозы пограничных случаев (borderlines) становятся все более частыми. Так, Шур>{310} считает, что случай Анны О. следовало бы сегодня отнести к числу пограничных.
С исторической точки зрения нам важно проследить кривую подъема и падения интереса к истерии. В эпоху Шарко и Фрейда истерия составляла предмет исследований, продуктивность которых несомненна, затем интерес к ней стал все больше ослабевать, о чем, в частности, свидетельствует название работы Бабинского>{311} «Расчленение традиционной истерии. Пифиатизм». Даже сами психоаналитики посвятили ей в этот период мало исследований.
В годы перед второй мировой войной частота наблюдаемых истерических феноменов как будто уменьшилась, и одновременно возросло число некоторых проявлений «навязчивости», объясняемых, как принято думать, социально-культурными свойствами современного индустриального и чрезмерно «автоматизированного» общества. Это кажущееся уменьшение пытались объяснить тем, что наше общество в сексуальном плане стало менее репрессивным, чем прежде (поскольку считалось, что запреты «порождают» истерию). Ильза Вейт>{312} в уже упоминавшейся исторической работе утверждает даже, что истерия «почти исчезла».
В действительности ничего подобного не произошло. Форма болезни, возможно, изменилась (наблюдается меньше моторных нарушений и больше болевых ощущений), и, судя по всему, она чаще встречается теперь в терапии, чем в неврологии; но само существование истерии сейчас более неопровержимо, чем когда бы то ни было. Среди прочих примеров важно отметить, что истерическая конверсия, выражение аффектов через тело, обнаруживает растущую неспособность наших врачей со всей их специализацией и «техническим оснащением» установить подлинный диалог с больным. Больной же, не имея того внимательного и исполненного готовности помочь собеседника, каким был в прежние времена старый семейный доктор, прибегает к тем или иным физическим знакам в своем стремлении к общению. В наше время, впрочем, признается, что по крайней мере половина больных, лечащихся у терапевтов, имеют те или иные «функциональные» нарушения, а среди них у известного количества больных (установление точного процента таких больных весьма затруднительно) обнаруживаются симптомы, вызванные конверсионными процессами истерического характера. Наблюдается и оживление интереса к истерии: она (вместе с трансфером) заняла заметное место среди тем, представленных на 28-м Международном психоаналитическом конгрессе, состоявшемся в Париже в 1973 году. Различные однодневные симпозиумы, посвященные истерии, проводились во Франции. В США в издании «Standard nomenclature deseases» 1951, 1961 годов фигурировал термин «Conversional reaction», в то время как термин «Hysterical personality» вновь появился только в издании 1961 года. Несмотря на эту «реабилитацию», некоторые авторы еще и сегодня хотели бы вовсе изъять из употребления само слово «истерия». Так, Гьюз>{313} согласен сохранить термин «Conversion symptom»[125] (или reaction), однако по поводу того, что он называет истерией (что, по-видимому, в Standard nomenclature соответствует Hysterical personality, он напоминает, какой страх, позор и остракизм сопровождают проказу; подобно тому как проказа стала, как известно, «болезнью Хансена», Гьюз предлагает, из тех же соображений, переименовать истерию в «синдром Брике». Такое запоздалое и неожиданное признание заслуг выдающегося французского клинициста отчасти компенсирует — если можно так выразиться — то забвение, которым окружено было его имя на родине: один из авторов настоящей книги (Л.Ш.) недавно опросил по этому поводу полтора десятка молодых (и не слишком молодых) психиатров-психотерапевтов: имя Брике было им совершенно неизвестно.
Лишь будущее покажет, удастся ли свести «отжившее» понятие «истерия» к «синдрому Брике». И, быть может, последнее слово — по крайней мере в этом долгом отступлении — мы предоставим психоаналитикам: в мае 1968 года на своем 55-м ежегодном собрании Американская психоаналитическая ассоциация посвятила специальный коллоквиум «пересмотру понятия истерии». Организатор коллоквиума в письме к одному из авторов настоящей книги по поводу показанного нами фильма высказал такое трезвое соображение общего характера: теперь, когда как будто все сказано и сделано для того, чтобы точно определить («precise and literal understanding»), что такое истерия, выясняется, что мы нисколько не приблизились к цели.
