Рождение миров - [46]
Если признать эту гипотезу, то звезда на первых ступенях своего развития несколько раз меняет «топливо», и после периодов сравнительного покоя звезда быстро сжимается и ее недра разогреваются.
Идея смены атомного топлива и скачкообразного, стадийного развития молодых звезд вошла составной частью в космогоническую гипотезу, которую разрабатывал академик В. Г. Фесенков.
В основу своей гипотезы В. Г. Фесенков положил мысль, что образование планет является неизбежным следствием развития самого Солнца без участия посторонних помощников, вроде проходившей мимо звезды или какого-либо другого небесного тела.
В. Г. Фесенков считает, что Солнце значительно старше Земли, что Солнце вращалось раньше гораздо быстрей, чем сейчас, и планеты образовались во время смены атомного топлива.
Происходило это так. Солнце прожило большую часть своей молодости. Оно уже израсходовало все запасы дейтерия, лития, бериллия и бора. Лишенное притока теплоты из недр, Солнце быстро сжалось, его объем резко уменьшился, а скорость вращения столь же резко возросла.
Каждая точка на экваторе Солнца пробегала тогда в секунду свыше 400 километров. При такой бешеной скорости Солнце потеряло устойчивость, оно утратило форму шара и стало грушевидным телом.
Грушевидное тело не может долго сохранять свою форму. Оно должно либо разорваться, либо вернуться к прежней шарообразной форме. Солнце разорвалось.
Выступ солнечного вещества был отброшен центробежной силой за предел Роша, и из него образовались планеты.
Солнце, избавившись от излишней массы и от избытка момента количества движения, стало вращаться медленнее. Корпускулярное излучение и свет унесли большую часть момента количества движения, и это затормозило вращение Солнца.
Из расчетов В. Г. Фесенкова следует, что первоначально наша планетная система была очень маленькой, она имела всего лишь несколько миллионов километров в поперечнике, и вся помещалась внутри орбиты Меркурия. Со временем планетные орбиты расширились, и планеты разошлись на современные расстояния.
Эта гипотеза встретила многочисленные возражения и к настоящему времени до конца не разработана.
Глава седьмая
МОБИЛИЗАЦИЯ ФАКТОВ
Температура земных недр
Геологи спускали термометры в глубочайшие буровые скважины, обследовали шахты и рудники, собирали сведения у горных инженеров, строивших туннели и другие подземные сооружения. Таким образом, еще в прошлом столетии установили, что по мере углубления в Землю температура неуклонно повышается — чем глубже, тем жарче. Есть на Земле места, где температура с глубиной возрастает быстрей, есть места — где медленнее, но в среднем на каждые 100 метров температура подымается на 2,5–3 градуса.
Это, казалось бы, совершенно естественное и понятное явление приводило к неестественным и непонятным выводам. Какова же должна быть жара на глубине 6378 километров, то есть в центре Земли? Самый простой арифметический подсчет показывает, что уже на 2500 километре ниже поверхности Земли температура достигает 6000°. Но ведь это же температура солнечной поверхности! При такой жаре ни одно вещество не может оставаться ни в твердом, ни в жидком состоянии. Неужели же мы живем на бомбе, начиненной раскаленными газами и ежеминутно готовой взорваться.
Это казалось невероятным. Но в науке тогда господствовала гипотеза Лапласа. Ученые думали, что Земля произошла из клубка раскаленных газов; при своем рождении она светилась, как маленькая звездочка; с течением веков постепенно остыла, покрылась твердой корой, но внутри сохранила прежний жар.
Поэтому большинство ученых считало, что вещество в земных недрах, если не газообразно, то, во всяком случае, огненно-жидкое. И в доказательство они указывали на вулканы, которые извергают лаву с температурой до 1400°.
Это мнение было общепризнанным.
По мере углубления в Землю температура повышается.
Сигналы далеких землетрясений
18 апреля 1889 года прибор, предназначенный для наблюдения приливов в земной коре, воспринял какие-то отрывистые и непонятные сигналы. Таинственная сигнализация длилась более полутора часов. Научные сотрудники, обслуживавшие прибор, недоумевали.
Загадка вскоре разъяснилась. Телеграф принес известие о сильном землетрясении, которое произошло в Японии. Колебания земной коры, возникшие в Тихом океане, достигли Европы, преодолев более 9000 километров, и тут их воспринял чувствительный прибор.
Академик Б. Б. Голицын оценил громадное значение этого случайного наблюдения. Он сконструировал прибор, предназначенный для записи колебаний, вызванных землетрясением. Прибор Голицына получил название сейсмограф — «записывающий толчки».
С помощью своих сейсмографов Голицын изучал, как распространяются колебания, вызванные землетрясением. Оказалось, что сейсмограф, расположенный в районе подземной катастрофы, записывает толчков меньше, чем сейсмографы, установленные в нескольких тысячах километров от очага землетрясения. Если ближний воспримет один толчок, то дальние отметят два, три и даже четыре толчка.
Два типа сейсмографов и образцы сейсмограмм. На нижней кривой — запись землетрясения 16 ноября 1927 года, происшедшего в группе Алеутских островов.
