Рождение бомбы - [9]

Жолио-Кюри, перебираясь в свою новую лабораторию, перевел туда же из Института Кюри некоторых ведущих исследовательских работников. Это были Ганс Халбан, Лев Коварскн и Бруно Понтекорво.

К началу 1939 г. коллектив, возглавляемый Жолио-Кюри и состоявший из Халбана, Коварски и Ф. Перрена, сына старейшины предыдущего поколения французских физиков, стал наиболее авторитетным.

В 1939 г. члены этого дружного коллектива согласились, что все их идеи, теории и открытия следует рассматривать как общие достижения. В феврале 1939 г. о» • решили исследовать возможности цепной реакции; менее чем через месяц их первое сообщение появилось на страницах английского журнала «Нэйчур». Само заглавие сообщения — «Высвобождение нейтронов в ядерном взрыве урана» — говорило о том, что был сделан очередной важный шаг на пути к использованию ядерной энергии. Здесь, как и во многих других вопросах, французы были впереди, но впереди только на голову. Халбан, ведавший физической частью эксперимента, торопился подготовить статью в «Нэйчур» и написал ее сразу же, как только были подтверждены лабораторные результаты.

Подобные же результаты были опубликованы в Соединенных Штатах семью днями позже.

В статье французских ученых говорилось, что при расщеплении уранового ядра испускалось некоторое количество нейтронов, способных произвести последующие акты деления. Это не легко укладывалось в существующие понятия. Даже Фриш, обладавший одним из самых живых умов, сначала усомнился. «Мне казалось это невозможным, так как тогда не было бы залежей урана,— говорил он.— Но все дело, конечно, заключалось в том, что эти залежи не состоят из чистого урана».

Поскольку возник вопрос о создании реактора, многое зависело от того, сколько нейтронов испускается при делении, и в Коллеж де Франс продолжались эксперименты с целью определения этого числа. До сих пор все работы носили почти полностью академический характер. И Ган, и Фриш, и Бор, и американцы, помчавшиеся в свои лаборатории, как только услышали сообщение Бора на конференции Американского физического общества,— все они мыслили тогда понятиями совершенно не прикладного характера. Теперь же впервые стало казаться возможным использование ядерной энергии в ближайшие годы.

Одна из первых реакций на сообщение британского журнала последовала из Соединенных Штатов. Находившиеся там Лео Сциллард, венгерский физик, и В. С. Вайскопф из Германии узнали о новостях, опубликованных в «Нэйчур».

«Это было утром 1 апреля, и я сидел в ванне,— рассказывает Халбан,— когда из-за двери просунулась рука с телеграммой от Сцилларда и Вайскопфа. В телеграмме содержалось предложение, чтобы коллектив Жолио не публиковал больше никаких сведений о дальнейших результатах. Высказывалось предположение, что немцы могут воспользоваться ими для создания ядерного оружия. Было бы лучше, добавлялось далее, чтобы физики-ядерщики наложили на себя самоцензуру — по крайней мере на данное время».

До полудня Халбан и остальные члены коллектива думали, что это просто первоапрельская шутка. «Затем,— вспоминает Халбан,— я начал понимать, что это весьма серьезная шутка».

Идея о самоцензуре обсуждалась не только в коллективе Коллеж де Франс, но и другими учеными, которые, как предполагали Сциллард и Вайскопф, могли находиться на пороге важных открытий. Сам Сциллард был членом коллектива, работающего в Колумбийском университете, где из экспериментов, аналогичных парижским, делались такие же выводы. По мысли Сцилларда, этот и другие американские коллективы могли бы сами осуществлять цензуру своих трудов, если бы европейские ученые согласились делать то же. Но из европейцев только члены коллектива Жолио были уже близки к практическим результатам, а именно они-то и отклонили предложение из Америки. Это было сделано по трем причинам. Во-первых, чувствовалось, что ни один из американцев — ни Сциллард, ни Вайскопф — не смог бы твердо придерживаться такого неофициального соглашения: если бы кто-то из них сделал какое-нибудь большое открытие, то вряд ли удержался бы от того, чтобы не запатентовать его. Во-вторых, что касалось Жолио-Кюри, то он привык твердо придерживаться принципа мадам Кюри: всегда публиковать каждый научный результат. В-третьих, работа в Коллеж де Франс очень нуждалась в финансовой поддержке, а ее труднее было бы получить, если не сообщать регулярно об успехах. Поэтому французский коллектив решил продолжать публикацию. Руководствовались ли они опытом, интуицией или тем и другим вместе, но такое их решение было оправдано ходом событий. Немцы на самом деле не имели никакого успеха на пути к созданию бомбы. И первые в мире патенты на ядерный реактор были патентами французского коллектива.

В соответствии со своим решением Жолио-Кюри, Хал баи и Коварски 8 апреля написали статью, появившуюся месяцем позже в «Нэйчур» под заглавием «Количество нейтронов, испускаемых в процессе ядерного деления урана». Эту величину они считали равной чему-то среднему между 3 и 4, что, казалось, говорило о теоретической возможности цепной реакции. Оставались неясными еще два момента. Не было уверенности в том, что цепная реакция, раз начавшись, продолжится неопределенно долго; она могла по причинам, которых мы здесь не касаемся, постепенно затухать, а если затухать не будет, то возникала проблема управления ею. К решению этих вопросов французский коллектив теперь и обратился.