Роза - [117]

— Ты от нас скоро уедешь, — проговорила Роза. — По чему из того, что есть на Золотом Береге, ты больше всего скучаешь: по женщинам или по золоту?

— Трудно сказать.

— Почему?

Блэар взял из саквояжа клубок оранжевой пряжи, отмотал с фут нити, хорошо прокрашенной яркой анилиновой краской, и завязал несколько узелков:

— Их трудно разделить.

— Узелки?

— Женщин и золото.

Он обрезал нить карманным ножом, стянул с Розиных плеч шаль и обвязал нить вокруг ее предплечья. В свете камина, на фоне въевшейся в кожу угольной пыли яркая нить резко выделялась.

— Если идти сверху вниз, то лента из королевской, ярко-красной с золотом ткани на голове, ожерелья и нагрудные пластины, сплетенные из золотых нитей, браслеты из стеклянных и золотых бусинок на запястьях и предплечьях, юбка из розовых, черных и золотых нитей, браслеты из окаменелой смолы и ножные браслеты, сплетенные из золотых проволочек. Попробуй все это себе представить.

Он отрезал еще кусок нити, сделал на нем узелки и обвязал его вокруг другой руки, потом сделал еще несколько таких же и завязал их Розе на запястьях.

— Браслеты могут быть сплетены из золотых нитей или сделаны из литого золота. Бывают они в форме цепочек, на которых висят диски наподобие монеток, золотые колокольчики, раковины, коконы, просто зерна золота.

Блэар развязал клоги, сбросил их с ног Розы и обвил нить пряжи вокруг ее голых лодыжек. Потом помог Розе подняться.

— Вот теперь ты одета полностью, — сказал он.

На ней было хлопковое платье с выцветшим рисунком и перламутровыми пуговицами, половина из которых была застегнута, половина — нет. Он аккуратно, чтобы не поломать, расстегнул все пуговицы, открыв сорочку из тонкой кисеи. Потом продел руки в плечные проемы и стянул платье и сорочку вниз.

Отрезав кусок пряжи подлиннее, Блэар завязал на нем более крупные узлы:

— Представь себе, что это — множество золотых ожерелий с амулетами и голландскими стеклянными бусами, таких массивных, что они раскачиваются при каждом движении. Сверху — нити золотых талисманов с фигурками зверей, а посредине висит самородок золота, крупный, словно кусок угля.

— А в волосах что? — спросила она.

— Волосы у тебя и так золотые.

На ней оставалась лишь кисейная нижняя юбка, самое скромное одеяние, какое только можно представить. Роза освободилась от нее и раскрыла объятия. Блэар знал, что в окно могут заглянуть в любой момент. И, если всмотреться, можно будет все увидеть. Последнюю нитку он обвязал ей вокруг талии вместо золотого пояса и отступил назад.

— Я голая? — спросила Роза.

— Для кого угодно, только не для меня.

Он на руках отнес ее наверх. Блэар чувствовал, что мужчина, не способный хотя бы на это, ей не нужен. Их лица и губы прижимались друг к другу, он ощущал вкус джина, соли и угля, и это заставляло его шагать через две ступеньки. Обхватив его руками, Роза сама обвилась вокруг него подобно большому узелку. Потом они очутились в постели, его лицо прижалось к ее животу. Украшенному золотом. Она изогнулась, вытянувшись поперек постели, им казалось, что они стали единым существом.

Тяжелая работа сделала Розу по-особому грациозной, мускулы ее налились, как у дикого животного, в ней сочетались изящество и немалая, при ее миниатюрной комплекции, сила. Плотная, но гибкая, со стальными, как у танцора, ногами, она способна была, выгибаясь, легко поднимать их обоих. Потом она оказалась сверху и пожирала его с такой же жадностью, как до этого делал он, — требуя его всего, без остатка. Блэар был одурманен ею, сознание его мутилось, он весь взмок от пота, покрылся, как позолотой, ее угольной пылью, груди ее порозовели от его поцелуев.

Кем они были в эти минуты? Англичанами? Африканцами?

«Просто позабывшими все и вся людьми», — подумал Блэар. Любовь каким-то образом лишала человека чувства пространства и времени, меняла их местами, как взаимозаменяемые части. Не оставалось ни прошлого, ни будущего, настоящее растягивалось так, что, казалось, можно было бы вдохнуть и выдохнуть пятьдесят раз в секунду. Когда он склонялся над Розой, проводил пальцем у нее между лопаток или вниз вдоль позвоночника, Блэару казалось, что время остановилось?

Роза повернулась. Волосы ее, спутанные и потемневшие от пота, откинулись назад. Лицо ее поблескивало от угольной пыли, губы распухли, лоб побелел. Слабый свет лампы падал на нее, отражаясь от смуглого тела и создавая то призрачное свечение, называемое «пепельным сиянием», какое исходит от луны, когда она бывает освещена только отраженным светом земли. В этом слабом отблеске Блэару показалось, что рядом с ним лежит кто-то даже более утонченный и прекрасный; видение было неопределенным, но беспокоящим и через мгновение пропало.

— По-твоему, это и есть любовь? — спросил Блэар.

— По-моему, это честность и равенство, — ответила Роза. — Запутались вы, мистер Блэар. Тебе нужен кто-то вроде меня.

— А Билл Джейксон что будет делать?

— Билл ничего не узнает, пока мы не уедем. А тогда набьет кому-нибудь морду, чтобы сорвать злость. — Оплывшая свеча затухала. Роза соскользнула с кровати, склонилась над ночным столиком и зажгла новую свечу. Двигалась она не как женщина, привыкшая носить турнюры. Странно, что от такой тяжелой работы она стала только изящней. Яркое пламя свежего фитиля осветило ее волосы, и она запрыгнула в постель. — Мы можем уехать так, что никто ничего не узнает.