Роза и Тис. Дочь есть дочь. Бремя любви. Рассказы - [6]

Дженнифер с сомнением посмотрела на меня, как недоверчивый ребенок, но все же начала рассказывать.

В самый неподходящий момент, как всегда бывает в подобных случаях, официант принес счет. Хорошо, что это был третий ленч и никто не стал выпроваживать нас из ресторана. Я добавил десять шиллингов к своему счету, и официант, сдержанно поклонившись, тотчас исчез.

Мы вернулись к нашему разговору.

Судьба жестоко обманула Дженнифер. Она с необыкновенным мужеством встречала трудности, но их оказалось великое множество и они не прекращались, постоянно возникая одна за другой, а физических сил было немного. Все складывалось как-то неладно с самого начала — и в детстве, и в юности, и когда она вышла замуж. Мягкость характера и в то же время импульсивность постоянно ставили ее в трудное положение. Можно было избежать трудностей, всегда подворачивалась лазейка, однако Дженнифер предпочитала встречать свои неудачи с открытым забралом. А когда, проиграв, она наконец решала воспользоваться подвернувшейся лазейкой, та ее неизменно подводила, и Дженнифер попадала в еще более скверное положение.

Во всем, что с ней происходило, она винила себя. У меня потеплело на сердце от такой привлекательной черты характера. Не было ни обиды, ни обвинений. «Наверно, — повторяла она задумчиво, — каким-то образом я сама виновата».

Мне хотелось закричать: «Нет, конечно же это не ваша вина! Разве не ясно, что вы — жертва? И всегда будете жертвой, пока не выйдете из фатальной роли человека, постоянно принимающего вину на себя!»

Дженнифер сидела передо мной — озабоченная, несчастная, побежденная — и восхитительная! Думаю, уже тогда, глядя на нее через узкий столик вагона-ресторана, я поим, чего ждал в последнее время. Дженнифер… Не обладание ею… Мне хотелось вернуть ей уверенность в себе, хотелось видеть ее счастливой и здоровой.

Да, я уже тогда знал (хотя прошло немало недель, прежде чем я смог себе в этом признаться, что влюблен в Дженнифер. И мое чувство было гораздо большим, чем влюбленность.

Мы не говорили о том, как бы нам снова встретиться. Наверное, она в самом деле верила, что мы больше не увидимся. Я думал иначе. Она назвала свое имя и, когда мы уходили из вагона-ресторана, с нежностью сказала:

— Это прощание. Но, пожалуйста, поверьте, я никогда не забуду ни вас, ни того, что вы для меня сделали. Ведь я была в отчаянии… в полнейшем отчаянии.

Я пожал ей руку и попрощался, но знал, что это не окончательное «прости». Я был абсолютно уверен, что мы снова встретимся, даже если бы она взяла с меня слово не разыскивать ее. У нас с ней оказались общие знакомые. Я не говорил ей об этом, но понимал: мне будет совсем не трудно ее найти. Более странным казалось, что мы с ней не встретились раньше.

Я снова увидел Дженнифер неделю спустя на коктейле у Каро Стренджуэй. После этой встречи никаких сомнений больше не было. Мы оба знали, что с нами произошло…

Мы встречались, расставались и встречались снова. В гостях у знакомых, в тихих небольших ресторанчиках. Выезжали поездом за город и бродили, погруженные в сверкающий мир невероятного блаженства. Мы побывали на концерте, на котором Элизабет Шуман пела: «И на тропе, где будем мы бродить, с тобою встретимся, забудем все земное и затеряемся в мечтах, моля, чтоб небо любовь соединило, которую земля уж не разрушит».

Мы вышли после концерта и окунулись в шум и суету Уигмор-стрит[22]. Я повторил последние слова песни Штрауса:[23] «в любви, в блаженстве бесконечном» — и встретился взглядом с Дженнифер.

— О нет, не для нас, Хью!

— Именно для нас, — возразил я. — Всю оставшуюся жизнь мы должны пройти вместе.

Нет, протестовала Дженнифер, она не может так вдруг все бросить. Она знает, что муж не позволит ей подать на развод.

— Ну а сам он мог бы это сделать?

— Да. Думаю, да. О Хью, нельзя ли нам оставить все как есть?

— Нет, нельзя!

Я не торопил ее. Ждал, наблюдая за тем, как к Дженнифер постепенно возвращалось душевное и физическое здоровье. Мне не хотелось, чтобы она изводила себя из-за необходимости принимать решение до тех пор, пока снова не станет тем веселым, счастливым существом, каким ее создала природа. Ну что же, я этого добился. Дженнифер окрепла и физически и духовно. Теперь мы должны были принять решение.

Это оказалось не так просто. У Дженнифер нашлось множество возражений — довольно странных и неожиданных. Большей частью они были вызваны беспокойством за меня и мою карьеру, ведь это станет для меня полным крушением. Я уверял, что все обдумал. Я молод, и, кроме преподавания в школе, существует многое другое, чем я могу заняться. Дженнифер плакала: она никогда не простит себе, если разрушит мою жизнь. Этого не случится, уверял я, если она будет со мной. Без нее моя жизнь кончена.

В наших отношениях было немало взлетов и падений. То Дженнифер, казалось, была готова принять мою точку зрения, то вдруг (когда меня не было рядом) снова отступала. Видно, ей не хватало уверенности в себе.

И все-таки мало-помалу Дженнифер стала склоняться к моему мнению. Нас связывала не только страсть — было между нами нечто большее: единство взглядов, взаимопонимание (иногда то, что она говорила, готово было сорваться с моих уст), способность разделять тысячи маленьких радостей.