Роза и лилия - [12]

Тут вошел какой-то богатый клиент, и чары отступили. Но не рассеялись.

Пробило два часа пополудни.

Жанна еще походила по ярмарке, потом присела в сторонке у края поля, отрезала себе хлеба и колбасы и стала есть, запивая трапезу остатками меда из фляги.

Она пыталась отогнать от себя мысли о зеркальце и Исааке Пражанине. Со вздохом пришлось признать: нет, ничего не выходит.

5 Человек с зеркалом

По мере того, как солнце клонилось к закату, волнение Жанны росло. От него сводило живот и туманило голову. Она бы не могла страдать больше, назначь ей встречу сам дьявол. А вдруг Исаак Пражанин и есть дьявол? А зеркальце — какое-то колдовское орудие? Но как же ей его хотелось! Еще раз увидеть себя, хоть бы один раз! А уж иметь его всегда при себе! Начал накрапывать дождь. Ярмарочная площадь опустела. Порывы ветра шевелили мусор, капустные листья и перья, прилипшие к лепешкам навоза. На небе выстроилась длинная череда темнеющих облаков, что обещало затяжное ненастье. Пора было искать укрытие.

Сразу с нескольких храмов звонили к вечерне. Донки опустил голову. Жанна подбежала к спешившему куда-то монаху и спросила, где найти постоялый двор «Спутники святого Иакова».

— В конце главной улицы!

Донки с радостью последовал за Жанной.

«Да какой же это постоялый двор?» — удивилась Жанна, добравшись до цели. Какое-то аббатство за высокой стеной да и только! Но разве бывала она на постоялых дворах? Жанна поспешила войти в ворота и обнаружила справа крытую коновязь, защищавшую от дождя лошадей, ослов и мулов. Она отвела Донки туда и подумала о навьюченных на него корзинах. Ее размышления прервал местный конюх, который, разгадав причину ее сомнений, заверил Жанну, что коновязь всегда под охраной, а ворота на ночь запираются. Ей это обойдется всего в один соль. Жанна дала ему монетку и торопливо пересекла двор.

Внутри царили тепло, свет, раздавался хохот. Очаг, который легко поглотил бы ствол дуба, сиял пламенем. Зал освещался множеством свечей, пристроенных в железных подсвечниках к стенам и подвешенных к балкам. Их яркое пламя трепетало от движения воздуха.

Не считая нескольких матрон, за длинными столами на козлах восседали одни мужчины. Жанна смутилась. Она никак не могла заставить себя хотя бы спросить слугу, где отыскать Исаака Пражанина.

Что за безумие было вообще приходить сюда!

И тут она заметила Исаака в проходе между столами.

— Я рад тебя снова видеть. Моя скамья там, в глубине, пойдем, сделай милость, — произнес он тем же певучим голосом, который днем очаровал Жанну.

Их проводили взглядами. Скамья располагалась в углублении, освещенном еще не догоревшим светом дня и двумя свечами, прикрепленными к стенам. Исаак пригласил Жанну сесть и предложил напиток из кувшина, из которого наливал себе. Жанна замерзла и с готовностью отхлебнула вина, отдававшего запахом орехов и ежевики.

Мужчина оглядел ее с тем же заинтересованным и любезным видом, что и днем:

— Ты первый раз в жизни на постоялом дворе?

Жанна непроизвольно улыбнулась и кивнула. От вина по телу ее разливалось тепло, в душу проникал покой и умиление. Она допила свой стакан. Исаак снова наполнил его.

— Мы будем ужинать, — сказал он, — уже время. Ты ведь хочешь есть?

Он говорил с ней мягко, но не так, как говорят с детьми. Это была почтительность взрослого, беседующего с равным. К этому Жанна совсем не привыкла. Он по-прежнему обращался к ней на «ты».

— Я хочу есть, — ответила Жанна с улыбкой.

— Как тебя зовут?

— Жанна.

— Ну вот, так мне и показалось.

— Что… тебе… показалось:

— Мальчишки не бывают такими чуткими и пугливыми, да к тому же не интересуются зеркалами. Что ты будешь есть?

Жанна не знала, что ответить. Ей еще никогда не приходилось есть в харчевне. Всего четыре дня назад она нашла трупы своих родителей, а ее братишка пропал. Она пустилась в путь наудачу и вот по прихоти судьбы встретилась на ярмарке с этим загадочным человеком. Она выпила полтора стакана вина и, после первого ощущения блаженной истомы, чувствовала себя совершенно растерянной. Жанна бросила на Исаака отчаянный взгляд.

Догадался ли он о ее смятении?

— Я заказал суп и каплуна. Разделишь мой ужин?

Жанна кивнула.

Ей подали суп в отдельной миске и положили ложку, а ведь до сих пор она всегда ела из одной миски с братом.

— Из каких ты краев?

— Из Бук-де-Шен.

— А где это?

— Недалеко от Ла-Кудрэ.

— А если понятней?

Жанна сдерживалась, чтобы не есть слишком быстро. Суп, в котором был лук, разваренный невесть в чем — ей чудился запах кервеля, — казался ей невероятно вкусным.

— В шести лье от Кана.

— Куда ты направляешься?

— В Париж.

Исаак поднял брови:

— Там у тебя родня?

— Нет.

Он положил на стол ложку с таким видом, будто она сказала совершеннейшую нелепость, потом достал из кармана плаща льняной платок и вытер губы.

— Ты решила покинуть Нормандию и отправиться в Париж, где у тебя никого нет?

Из глаз Жанны хлынули слезы. Он подал ей свой надушенный платок. Жанна приложила его к глазам. Исаак улыбнулся:

— Что у тебя случилось?

— Моих родителей зарезали.

Исаак подался вперед и посмотрел на Жанну так, что ей стало боязно:

— Когда?

— Пять дней назад.

Мужчина склонился над ней, и Жанне стало еще страшнее. То, что он сделал затем, повергло ее в смятение. Исаак взял ее за руку и поцеловал в ладонь.