Роза Дюруа - [4]

— Я понимаю, что могу нравиться ему… Знаю, что нравлюсь… Но подумай, кто я и кто он!

— А ты подумала, кто я и кто Рикардо?

Эрлинда рассмеялась.

— Хорошо, скажу так, кто мы и кто они?

— Я тебе так отвечу, подруга! Мы простые девчонки, но уж зато порядочные и добрые. А они барчуки балованные! И это справедливо, что бедные девчонки за богатых замуж выходят! Бедные девушки достойны того, чтобы после нищеты и унижений жить в достатке!

— Какие же они барчуки, Роза! — вступилась Эрлинда за братьев Линарес.

— Как какие! А этот дом, а машина, а шофер, а прислуга, а садовник!

— Хорошо, тогда откажись от всех этих благ, уговори Рикардо, и переезжайте жить в «затерянный город»! — усмехнулась Эрлинда.

— Да-а-а! — расхохоталась Роза. — А ты будешь здесь жить! Вот хитрая!

Насмеявшись вволю, они отправились на кухню выпить кофе.

Роза понесла кофе Кандиде и братьям, разбиравшим в кабинете какие-то бумаги, а Эрлинда снова вспомнила дни, когда по рекомендации Розы она пришла в дом Линаресов в качестве медсестры, в обязанности которой входило ухаживать за Рохелио — ему только что сделали сложнейшую, повторную, операцию на ногах.

А первая операция, осуществленная одним горе-хирургом сразу же после автомобильной катастрофы, закончилась неудачно — юноша был обречен до конца дней своих передвигаться в инвалидной коляске.

Утративший волю к жизни Рохелио подумывал о самоубийстве.

Больших усилий стоило Рикардо убедить его в необходимости повторной операции. Эрлинда появилась в его жизни в сложный момент, и, как он ей потом признался, именно с ее появлением он воспрянул духом.

Их ровные взаимоотношения совершенно не походили на резкие перепады температуры в отношениях Розы и Рикардо до их примирения. Рохелио был более сдержан, да и Эрлинда отличалась от Розы как лесное озеро — от водопада.

— Рохелио хочет, чтобы я поступила в медицинский институт, — сказала она вернувшейся на кухню Розе. — Но я предпочла бы работать медсестрой в больнице, а учиться заочно.

— Я тоже хочу найти себе занятие, — сказала Роза. — Знаешь, что я надумала?

— Уж, не продавать ли жевательную резинку на перекрестках? — рассмеялась Эрлинда, вспомнив, как Роза сновала между автомобилями, выкрикивая: «Жвачка! Жвачка! За пятьсот песо целая пачка!»

— Хочу открыть магазин декоративных растений! — сказала она и, достав с полки журнал «Искусство икебаны», протянула его подруге.

— А что говорит по этому поводу Рикардо?

— Он пока ничего об этом не знает.

— Ты уверена, что он одобрит твой план? — полюбопытствовала Эрлинда.

Роза задумалась, и это свидетельствовало о том, что она сама не знала, не ведала, такой ли уж Рикардо большой почитатель декоративных растений вообще и жен, обретающихся за пределами дома, в частности.

— Конечно, сразу не одобрит, — озабоченно сказала она и решительно добавила, тряхнув волосами: — Только это ему не поможет!

Она рассказала Эрлинде, что уже и место для магазина есть. Дон Анхель, владелец магазина игрушек, у которого Роза проработала около года, не догадываясь, что зарплату ей перечисляет Рикардо, взявший слово со своего старого друга, что он не проболтается об этом гордячке Розе, предложил ей переоборудовать под магазин декоративных растений подсобное помещение своего магазина, выходящее на параллельную улицу.

— Опять дон Анхель!

— Что ты имеешь в виду?

— Разве Рикардо не приревновал тебя к нему?

— Рикардо ревновал меня даже к статуе Колумба! Да, дон Анхель любит меня, но это любовь друга. На первых порах дон Анхель будет помогать мне вести бухгалтерию и все такое…

— А на последних порах ты станешь банкротом! — заключила со смехом Эрлинда, живо представившая себе Розу в роли бизнесмена. — Ты, Роза, сама редкостное растение! Тебя время от времени поливать надо из ушата холодной водой!

После страшных испытаний, выпавших на долю Кандиды, — такое бы вынесла не каждая женщина! — можно было считать, что она более или менее пришла в себя. По крайней мере, странности, оставшиеся у нее после всех трагических событий, вполне могли сойти за милые чудачества, которые могут быть у любой нормальной женщины.

Иногда она по ошибке назвала Рикардо или Рохелио именем Федерико, и они скрепя сердце отвечали ей так, как будто и в самом деле именем мошенника Роблеса нарекли их при рождении. В большинстве случаев Кандида не замечала этого, и все бы ничего, если бы иногда — очень редко в последнее время и лишь на какие-то мгновения — она не вкрапляла в беседу с братьями ситуации, имевшие место в ту пору, когда Федерико был жив и общении с ним приводило ее в любовный трепет, а позже в скорбное умопомешательство.

Так бывает, когда в магнитофонную ленту по ротозейству вклеивают фрагмент из «другой оперы», но, следует повторить, эти инородные вкрапления в последнее время, слава Богу, возникали не часто.

«Ведь это будет наш с тобой ребенок, Федерико», — вдруг заявляла она Рикардо, после чего, потерев лоб, вспоминала, о чем она говорила до этого? Похоже, эти появления «другого голоса» тут же ею забывались.

«Интересный материал для какого-нибудь психиатра!» — с горькой иронией шутил про себя Рикардо.

Конечно, она продолжала неустанно вязать белье для младенца, как начала делать это в первые месяцы своей беременности. Вязала она быстро и качественно. Оставалось загадкой, понимает ли она в процессе работы, для кого вяжет? Впрочем, то, что свое рукоделие она относила в соседний приют, свидетельствовало о ее связи с реальным миром, где дети-сироты нуждаются в помощи взрослых, в том числе и сердобольной Кандиды.