Ройзман. Уральский Робин Гуд - [2]
Разные люди, не то чтобы не имевшие прошлого, но не говорившие о прошлом, поскольку лучше не вспоминать. И не спрашивавшие друг друга о прошлом. Раскулаченный? Так тут каждый третий раскулаченный. Член семьи врага народа? Да бывают ли другие семьи? Преступник? Каторжник? Так тут в великих болотах лагерей больше, чем городов. Половина – каторжники, если разобраться, но разбираться не стоит.
Здесь на Урале во время большой войны люди без роду и племени сложились в новый народ. Национальность значения не имела, но это были люди руды, железа и золота. Религиозная конфессия тоже значения не имела, зато имела значение принадлежность к тому или иному заводу, важно было, живешь ли ты в кварталах Уралмаша или Эльмаша. Вечное уральское кладоискательство, принадлежность к той или иной ватаге старателей сменились туризмом и альпинизмом – было важно, к какой ты принадлежишь команде и в какие ходишь горы. Почетное сословие кормщиков, которые веками сплавляли уральское железо в утлых барках по бурным рекам, обратилось почетным сословием спортсменов, преодолевающих речные пороги на катамаранах и плотах. Было важно, сплавляешься ли ты по рекам.
Как еще эти приехавшие со всей страны люди с темным прошлым могли определить себя? Принадлежностью к руде, принадлежностью к заводу, принадлежностью к спортивной команде, к улице, к дому, ко двору. Двор Полстодва мог всерьез враждовать или союзничать с двором Рыба. В Еврейдворе евреев жило не больше, чем где бы то ни было, но особые обязательства уличного бойца накладывала на молодого человека принадлежность к Еврейдвору. Дворы могли враждовать, но уже само знание их названий делало человека своим в городе и отличало от чужих. Ценился особенный уральский говор. Пестовалась эндемичная топография: никто не назначал встреч у вокзала возле памятника танкисту и рабочему, назначали встречи «под варежкой», потому что рабочий – в рукавицах.
Из черт национального характера люди руды превыше всего ценили – дерзость.
Этнографы и социологи называют это горнозаводской цивилизацией Урала, пытаются объяснить, исследовать. Но если вы едете по Серовскому тракту из Екатеринбурга в Невьянск, вы чувствуете это задницей. Человек, управляющей машиной говорит:
– Сейчас прыгнем.
И вы чувствуете собственной задницей, что такое Урал. В этом месте шоссе круто поднимается на гору и потом резко идет вниз с горы. Если разогнаться до ста шестидесяти километров в час, машина на вершине горы оторвется от асфальта и пролетит пару десятков метров. И ваша задница оторвется от сиденья. А там как бог даст. Если водитель поймает дорогу, вы шлепнетесь на сиденье, испытаете укол счастья, скажете «ух ты!» и заметите, что двадцать секунд не дышали. Если машина сковырнется в кювет, приедет гаишник, постоит над кучей вашего металлолома, почешет в затылке, пробормочет «еще один сковырнулся». Но ни один гаишник не задастся вопросом «Чего они все тут прыгают?». Они прыгают, потому что здесь можно прыгнуть, если разгонишься до ста шестидесяти километров в час. Гаишник и сам тут прыгает, когда выдается возможность. Все тут прыгают. Ради того, чтобы на двадцать секунд перехватило дыхание. Ради упоения собственной дерзостью. Такова «горнозаводская цивилизация Урала».
Человека, который был за рулем, когда машина оторвалась от асфальта, зовут Евгений Ройзман. У него и на бортах машины написано было «Ройзман». «Иду в мэры. Ройзман». Хотя и без этой надписи полгорода знает, что серая, посеченная гравием «Тойота Ленд Крузер» – Ройзмана. И что Ройзман идет в мэры.
Мы встретились утром в здании городского правительства, и он получил новенькое удостоверение кандидата в градоначальники. Потом мы вышли на улицу, и Ройзман окликнул трех проходивших мимо женщин лет шестидесяти:
– Здравствуйте, девушки!
И я подумал – вот сейчас оно начнется. Но женщины только заулыбались, поздоровались в ответ и прошли мимо. А Ройзман сказал:
– Понимаешь, Валера, женщины все, любого возраста любят, когда их называют девушками, – помолчал и добавил: – Но никогда нельзя окликать на улице женщину, если она идет одна. Вот если их несколько, и ты называешь их «девушки», им всегда нравится.
Потом мы пошли завтракать. Я едва впихнул в себя половину уральской порции каши, а Ройзман съел два завтрака и выпил два кофе – эспрессо и американо, – смешав их вместе.
Потом мы сели в машину, выполнили поворот направо из второго ряда, и стоявший на углу гаишник лениво махнул жезлом.
– Это я сгрубил, да, простите! – сказал Ройзман, опуская стекло.
А гаишник пожал ему руку и буркнул на уральском диалекте:
– Давно вас не видел-то.
И я подумал, что вот сейчас оно начнется. Но Ройзман достал несколько брошюрок с заднего сиденья и протянул гаишнику.
– Вот возьмите. Тут про все новые наркотики. Как называются, как выглядят. Как узнать, что ребенок колется. У вас есть дети? Прочтите и смотрите внимательно. И раздайте товарищам, у кого дети.
Гаишник взял брошюры, улыбнулся и махнул жезлом в том смысле, что можно ехать без всякого штрафа.
Потом мы прыгнули. Потом остановились купить несколько арбузов и дынь, а азербайджанский торговец подарил нам еще несколько в том смысле, что торгует тут бахчевыми культурами, а не героином.
Газпрома, его газа и труб так сильно боятся, Газпромом, его газом и трубами так восхищаются, что, кажется, и времени уже не остается на то, чтобы взглянуть – а как Газпром устроен?Что это – механизм или организм?В каком состоянии сейчас это мощное русское оружие, которое ковали Берия и Хрущев, которым учились пользоваться Брежнев и Косыгин и которое Черномырдин и Вяхирев передали в руки Путину?Действительно оно опасно или, может, проржавело?Наконец, можно ли попытаться его разобрать, чтобы получить ответы на эти вопросы? Книга про Газпром получилась книгой про Россию.Мы смотрели на страну через извилистую газпромовскую трубу и понимали, что если бы эта труба на каком-то участке своей истории повернула иначе, страна была бы другой.
Мария Гайдар, Илья Яшин, Сергей Удальцов, Гари Каспаров, Виктор Шендерович – сегодня эти имена знают даже дети. Валерий Панюшкин написал книгу о людях, «не согласных» с режимом Новой России и сделавших свое «несогласие» судьбой. Но получилась не скандальная агитка, а очень лично пережитые образы живых оппозиционеров, которых кто-то считает героями, а кто-то – преступниками.С этой книгой можно спорить, но не прочесть ее – тем более сейчас – нельзя!
В середине 80-х годов прошлого века, когда начинается действие документальной повести известного журналиста Валерия Панюшкина, в Советском Союзе никто не задумывался о правах потребителей. Но нашлись несколько человек, которые решили встать на защиту этих прав. Они были идеалистами, революционерами, романтиками. Против них была сначала советская система, потом — бандиты 90-х, а теперь — коррупция власти и апатия населения. Они прошли все круги ада, но не остановились, продолжая защищать права и на работающий холодильник, набитый продуктами, и на работающую власть, которая заботится обо всех, а не только о себе.
«Отцы» – это проникновенная и очень добрая книга-письмо взрослой дочери от любящего отца. Валерий Панюшкин пишет, обращаясь к дочке Вареньке, припоминая самые забавные эпизоды из ее детства, исследуя феномен детства как такового – с юмором и легкой грустью о том, что взросление неизбежно. Но это еще и книга о самом Панюшкине: о его взглядах на мир, семью и нашу современность. Немного циник, немного лирик и просто гражданин мира!Полная искренних, точных и до слез смешных наблюдений за жизнью, эта книга станет лучшим подарком для пап, мам и детей всех возрастов!
Креативный класс не дремлет! Он, запарковав свои «бэхи», ходит на митинги и проявляет политическую активность в социальных сетях, упражняясь в рисовании карикатур на президента. А иногда самые креативные из них устраивают арт-акции, подобно героям нового романа Валерия Панюшкина. Устав носить на головах синие ведерки и рисовать на разводных мостах мужские причиндалы, перформансисты похищают известного журналиста. Ему предстоит стать наставником для Прапорщика, который «прославился» на всю страну тем, что грубо разогнал мирно митингующих граждан под вспышки фотокамер.
Эта пронзительная и беспощадная книга не оставит никого равнодушным. Вы будете либо соглашаться с ее автором, известным обозревателем газеты «Коммерсантъ», либо яростно спорить с ним. В любом случае вы испытаете настоящий шок от ее содержания. Читателя ожидают малоизвестные подробности биографии бизнесмена, притягивающего общественное внимание, и сенсационные эксклюзивные откровения из тюремных застенков. Холодная логика реконструкции и анализа событий нарушается взрывами гражданской боли и ярости автора.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.