Ровно в полночь - [3]

– Я поручу Лоуэллу встретить вас в Кемпере.

– Мы стартуем оттуда? Тогда может вы и машину отправите туда? До Лихтенштейна я доеду за сутки, но лишний день сидеть за рулем не хотелось бы.

– Сделаем. – Мерлен довольно покосился на меня. – Похоже, вы взялись за дело, Канетон? Можете объяснить, почему?

– Двенадцать тысяч франков – вот вам объяснение. – Ответил я слишком быстро, и потому уже спокойнее добавил: – При условии, восемь тысяч я получу вперед и вдвое больше, если сяду за решетку.

Мерлен кивнул.

– И еще одно, – сказал я. – Вы – адвокат Мэгенхерда. Мне нужна гарантия, что он никого не насиловал, и что так рвется в Лихтенштейн, чтобы сберечь свой капитал, а не ограбить других.

Он улыбнулся, словно сытый кот.

– Вы стали моралистом? Желаете сражаться за истину и справедливость?

– Я почему-то думал, – отрезал я, – что тем и занимался, когда мы познакомились в войну.

– В войну с моралью проще, – он вздохнул, – но я даю вам слово: Мэгенхерд не совершал насилия и не охотится за чужими деньгами. Вы сами поверите, когда познакомитесь с ним.

И тут же Мерлен взорвался.

– Это же платье мэтра! Это... это воровство! Ваш Гопкинс – жулик и шпион!..

Когда он выпустил пар, я заметил:

– Согласен, сходство есть, но есть и различия.

Правда, я лично их не видел.

– Какие там отличия! Это платье мэтра! Вашему Гопкинсу до поры такие штуки прощались. Но теперь он попался.

Я задумчиво произнес:

– Сомневаюсь, что Гопкинс сдастся без боя.

– Хорошо, будет вам бой! – Он зашагал к выходу. Манекенщица двигалась по помосту вровень с ним.

Мерлен с Гопкинсом застряли в дверях, стараясь не глядеть друг на друга. Я улыбнулся обоим и обратился к Мерлену:

– Простите, мне нужно переговорить с клиентом.

– Посоветуйте ему этой же ночью перерезать себе глотку или завтра срочно добыть денег побольше. Ладно, я позвоню. – Он ухмыльнулся и зашагал прочь.

Гопкинс спросил:

– Так наши дела? Как полагаете, есть у него основания подать иск?

– Нет. Но я притворился встревоженным, так что они попытаются поднажать. – Я взглянул на часы. – Возможно, обратится к прессе. Время у него есть.

– Великолепно! – Рон, ухмыляясь, хлопнул меня по плечу.

– Когда-нибудь вы зарветесь, Рон, и получите по шапке.

– Но я обязан это делать. А если им надоест, и они перестанут поднимать шум – что тогда?

– Тогда никто в Париже не станет покупать ваши тряпки.

– Верно, дружище, – уныло кивнул он. – С этикеткой "Paris" можно продать даже угольный мешок. Поймите правильно – я преклоняюсь перед Парижем. Здорово у них получается. Но дело не в том. Работать хорошо – это еще не все. – Он махнул рукой в сторону проплывавших мимо манекенщиц.

Я пожал плечами.

– Тогда за чем же дело? Смените имя на Рона Париса и поставьте свое имя на этикетку.

Он уставился на меня, потом едва не задушил в объятиях.

– Силен, дружище! Не зря я тебя нанял вместо всяких адвокатов. Слишком уж много развелось у них законов.

3

На следующий день около одиннадцати вечера я сошел с поезда в Кемпере. Под новым голубым плащем был новый же коричневый пиджак спортивного покроя с медными пуговицами, швейцарская голубая рубашка шелковистого поплина, застегнутая доверху, но без галстука, и темно-серые брюки. И ко всему – свежая короткая стрижка.

Демонстрировать моды я не собирался, просто старался выглядеть как можно более французом. В таком наряде на меня не обратят внимания жандармы, если начнутся поиски высокого худого сорокалетнего англичанина. Но не настолько все-таки французом, чтобы мой английский паспорт мог вызвать подозрения. Сделать новые документы не хватило времени.

Низко нависшие тучи гасили огни, на вокзальной площади стояли лужи после недавнего дождя.

Я отыскал ресторан напротив вокзала и вошел внутрь.

Только за несколькими столиками еще задержались клиенты, допивая кофе или коньяк. Гарсон кисло покосился на меня и поспешил объявить, что они закрываются.

Я подошел к сидящему в одиночестве мужчине и сказал:

– Простите, вы не видели девушку...

Он отмахнулся.

– Ладно, все в порядке. Харви Лоуэлл.

– Луис Кейн.

Я сел, гарсон уже крутился рядом.

– Хотите выпить? – спросил Лоуэлл.

– "Марч", если можно.

Лоуэлл щелкнул пальцами:

– Один "Марч".

– А вы?

Он покачал головой.

– Не сегодня.

Мы принялись разглядывать друг друга. Он был крепко сложен, немного моложе и на пару дюймов ниже меня.

Довольно коротко подстриженные русые волосы торчали жестким ежиком. Большой суровый рот и голубые светлые глаза, быстро менявшие свое выражение или вдруг совершенно застывавшими. Глубокие складки от носа ко рту, мешки под глазами и морщины на лбу – вот и все.

Он отказался от моих сигарет и левой рукой потянулся к пачке "Житан" на столе.

– Каков план действий?

– Машину пригонят попозже. А в два часа ночи мы с фонарем ждем на пляже бухты Одерн. Мэгенхерд приплывает на лодке – и мы трогаемся.

– Маршрут?

– Тур нам не миновать. Потом я возьму южнее: Бурж, Бур, Женева. В Женеве рассчитываю быть к шести вечера. Оттуда до Лихтенштейна часов шесть пути.

Подумав, он кивнул.

– Насчет тех типов, которые нас попытаются остановить, что-то известно?

– Мерлен толком не знает. Но как-то это связано с делами Мэгенхерда в Лихтенштейне. Похоже, его хотят убрать. Он имеет какое-то отношение к "Каспар АГ".