Роуэн и бродники - [9]

Огден откинулся назад и сложил перед собой руки. Аннад вздохнула с радостью и облегчением.

Роуэн снова подумал о том, до чего же здорово Огден умеет рассказывать. Его слова зачаровывали, и колдовство это было таким же чудодейственным, как сила волшебных трав, которые собирают в полночь, или как вычитанное в старинной книге заклинание. Роуэн уже не раз слышал легенду о Золотой долине. И все же каждый раз это было точно впервые.

Даже теперь, когда ему и без того было о чем подумать, он слушал как завороженный. Снова его разум замирал перед этим чудом. Снова он почти уже верил в то, что волшебная долина все-таки есть.

Он прикрыл глаза, снова и снова вспоминая голос Огдена: «Золотая долина… Волшебное, светлое, живое, радостное место… Холодный серебряный источник бьет прямо из-под земли… На деревьях качаются яркие цветные фонарики… Красивый народ — высокий и сильный, умный и добрый… Цветы и плодовые деревья, которые растут вдоль дорожек, выложенных драгоценными камнями, а дорожки эти вьются по волшебным садам… Дома раскрашены каждый на свой манер… Перед каждым домом сидит золотая сова, а глаза у нее из изумрудов…»

Роуэн готов был поверить каждому слову Огдена. Ему уже казалось, что там, за Горой, за Рином, и правда лежит прекрасная мирная земля, надежно укрытая от любопытных глаз. Терпение, только терпение…

— Золотая долина, — шепнула Аннад, мечтательно улыбаясь. — Золотая долина…

7. Рассказ Аллуна

Толпа зашевелилась, и Роуэн, очнувшись от своих мечтаний, поднял глаза. Вперед выступил Аллун.

— А теперь, Огден, — начал он, широко улыбаясь, — мы, жители Рина, тоже расскажем кое-что, если ты не будешь против. Этого рассказа еще никто не слышал. Он о великой храбрости.

У Роуэна екнуло сердце. Он ни о чем таком и не подозревал. У него сразу же запылали щеки, а Аннад гордо прижалась к нему.

Теперь настала очередь Огдена удивляться.

— С удовольствием послушаю, Аллун, — сказал он чуть насмешливо. — Он подмигнул детям-бродникам, которые сидели рядом с ним. — Любопытно, что же это за рассказ припасли для нас жители Рина? — возвысил он голос. — Выискался какой-нибудь смельчак и спас хлеба Аллуна, а то бы они пригорели? А может, бесстрашные садовники Рина своими руками собрали с деревьев всех вредных жуков? Ох и жуткая, наверное, будет сказочка! Я уже так боюсь!

Ребята-бродники захохотали.

Аннад подпрыгнула на своем месте.

— Не смешно! — тонким голосом выкрикнула она. — Наш рассказ не хуже вашего.

Роуэн потянул ее за платьице и шепнул:

— Тихо, Аннад. Это Огден так дразнится.

Но хотя она и села на место, было заметно, что не только ей шутка Огдена пришлась не по вкусу. Многие дети из Рина, да и взрослые тоже были недовольны. И так уже не все доверяли бродникам. И никому не хотелось, чтобы его дразнили.

Но Аллун улыбался.

— Смейся, если хочешь, Огден, — сказал он своим чистым, ясным голосом. — Но не забудь, что жители Рина не всегда копались в садах и огородах. Наши предки храбро воевали. Ведь наше племя дралось вместе с твоим, и вместе мы не дали врагу покорить наши земли.

— Правда! — раскатом ударил знакомый голос.

Толпа зашевелилась. Люди обернулись на седоволосую женщину, которая, тяжело опираясь на палку, стояла в тени. У Роуэна сердце снова ушло в пятки — он узнал старую Ланн.

— Ты, бродник, наверное, радовался, стоя с нами плечом к плечу, когда наступали зибаки! — возвысила она голос. — Вспомни-ка их железные клетки! Вспомни Великую Равнинную войну! Вспомни, сколько народу погибло! Вспомни это все и подумай, стоит ли так шутить.

Жители Рина одобрительно загудели.

— А мы ничего и не забыли, уважаемая Ланн, — мирно ответил Огден, протягивая руки к огню. — Мы, бродники, помним все. Мы помним, например, что вашим сильным воинам очень пригодились хитрые уловки нашего племени, чтобы лучше подкрадываться к противнику и незаметно на него нападать. — Его голос стал тише. — Мы не забыли, как бродники кормили и укрывали их, когда они падали от голода на диких равнинах, совсем не похожих на их мирные поля и маленькие дома с амбарами, забитыми всяким добром. Мы не забыли, как рядом с ними сражались бродники и тоже сотнями гибли, хотя могли бы спокойно ускользнуть и оставить их биться в одиночку. — Вождь слегка улыбнулся и закончил: — Нет, мы-то ничего не забыли. А вот у иных-прочих память, кажется, короткая.

Сказав все это, он подобрал с земли листик лютика и принялся вертеть его между пальцами.

Вокруг костра повисло молчание, и молчание недоброе. Потом Огден поднял глаза. Они горели, точно искры костра, и улыбка его стала шире.

— И все-таки, Ланн из Рина, ты права, — признал он. — Ваш короткий рассказ — это рассказ о героях, и мы, бродники, хорошо об этом знаем. Мы знаем, как высоко ценится у вас храбрость. — Его губы дрогнули. — Храбрость для вас — то же, что упорный труд, хороший дом, полное брюхо и проторенный путь. А значит, вы и вправду высоко ее цените. Мы это знаем, хотя нельзя сказать, что понимаем. И если иной раз мы, легкомысленные бродяги, шутим над вами шутки, так это, жители Рина, мы не со зла. Скорее уж мы сгинем в провале Унрин, чем нарочно обидим вас. Простите великодушно.