Rotten. Вход воспрещен. Культовая биография фронтмена Sex Pistols Джонни Лайдона - [34]

Трудности начались, когда они попытались превратить меня в кого-то типа участников Bay City Rollers. Мол, будь милым, сладким и пой, пой старые песни, которые, конечно же, я петь не хотел. Я вцепился зубами в свою идею, а если я во что-то вцепился, то уже от этого не откажусь.

Даже если придется воевать. Мне кажется, моей основной мотивацией было именно презрение. Я решил не давать этим придуркам шанса командовать мной. Я мог доказать, что я лучше их. Я знал, что они не могли писать песни, потому что когда я попросил показать, что у них есть, они вообще ничего не могли мне предоставить, даже трех связных предложений. Это было грустно, ведь они говорили мне, что репетируют два года. Поэтому я стал предлагать собственную лирику. Почему бы не спеть об анархии? Возможно, это было связано с тем, что я много об этом читал, потому что других причин не было. «Деструктивный» элемент вписался довольно хорошо, многие люди и сейчас считают, что Sex Pistols – абсолютно отрицательные персонажи. Согласен, и что, черт возьми, с этим не так? Иногда самые позитивные вещи, которые происходят в скучном обществе, как раз и являются самыми негативными. Это помогает. Если ты не можешь выражать негатив, ты слаб, так что не лезь со своей точкой зрения. Всегда нужно придерживаться своих идеалов до конца.

ДЖУЛЬЕН ТЕМПЛ: Первоначально меня привлекли свирепость и оригинальность Pistols. Но не как музыкантов, скорее, они подкупили меня отношением, которое демонстрировали. Можно принимать лишь одну сторону, если вы говорите о Sex Pistols и их важности. Они были больше, чем просто группа. Это было театральное представление. Шокирующий, круто спроектированный театр. Невероятная злость, пробуждавшая силу, уходящую корнями в годы задолго до появления рок-н-ролла.

КЭРОЛАЙН КУН: То, что Джонни делал в Pistols, было драматической яростью, которую всегда неправильно понимали.

Я определяла Pistols как театр ярости. Сцена была прекрасным местом, чтобы выразить агрессивные эмоции, что, однако, привело к ошибочному представлению о том, что панк был жестоким. Но причина в том, что в панк-движении насилие кроется совсем в другом. Это не имеет ничего общего с сутью того, чем является панк. Джонни больше всего нравилось выражать ярость в формате рок-н-ролла.

ДЖОН ЛАЙДОН: В то время Ник Кент, британский журналист, время от времени играл с группой. Так сказал мне Стив. Они никогда не делали его участником коллектива, хотя он считал себя таковым. С той поры он не написал обо мне ни одного доброго слова. Когда я пришел в группу, я взглянул на него и сказал: «Нет, этот должен свалить!» Они ответили мне, что он и так не в группе, так или иначе, они никогда не писали ни одной песни вместе.

Я знаю, что окружающие часто говорили о Глене как парне с сочинительским талантом и мелодичностью, говорили, что без него нам не удастся написать ни одного хита. Черт возьми, кого волнуют хитовые синглы? Это неуместно и, кроме того, лживо. При всей мелодичности Глена, он не так уж и много успел сделать до того, как ушел, не правда ли? Я не думаю, что люди в полной мере понимают, что в группе все должно быть гармонично и целостно.

СТИВ ДЖОНС: Мэтлок определенно был неплохим музыкантом, было легче, чтобы Мэтлок был в группе, но им не нравился он как человек. Он был таким хорошим мальчиком, таким чистым, выглядел так, как будто никогда не выходил из дома, не поев. Его всегда кормили, за ним ухаживали, что в принципе нормально.

Но когда ты в группе с кем-то таким, он тебя раздражает. У него было такое помпезное лицо, по которому хотелось съездить. Глен постоянно пытался показать мне свои сложные аккорды, что бесило меня еще больше. Мне не были интересны его аккорды а-ля The Beatles. Я не мог играть то, что он пытался показать мне. Если бы мы играли эти аккорды, мы бы звучали как Dr. Feelgood или еще какая-нибудь из подобных групп.

ДЖОН ЛАЙДОН:Первая песня, которую я написал для группы, так и не была выпущена. Это была песня о Мэнди, которая хотела убить своих родителей. Название скучное, а сюжет потрясающий.

Едва ли я помню текст, но он звучал так, будто на ковре кровь… Кровь на лестнице, и у дорогуши Мэнди кровь на волосах! Это была такая чушь, что Глен не мог с этим справиться: «Почему нужно, чтобы все было так негативно?» Поэтому мы стали играть каверы типа What you gonna do about it?

Я был в очень смешанных чувствах, когда услышал свой голос из динамика. Это был просто мрак. Я думал, что обречен. Мне пришлось по-настоящему работать, однако было приятно, что группа все же решила продолжать. До сих пор не понимаю, как они могли быть настолько отчаянными, что решили мириться со мной. Ведь это было все равно, что пытаться научить глухого общаться с немым.

Стив играл плохо, потому что сам еще только учился. Он постоянно отставал по времени и по тональности. Но я, кстати, вовсе не возражал. По мне так это было весело. Мне это нравилось.

Я никогда не стоял так близко к электрогитаре. Мощь, исходившая из усилителей, наполняла меня энергией. Чем ужаснее был звук, тем веселее мне было.

СТИВ ДЖОНС: Я не знал, как играть на гитаре, но как только мы пригласили в группу Джона, мне пришлось учиться играть по-настоящему. Я просыпался утром в нашей студии на улице Денмарк, брал свою черную красавицу и играл на ней Игги Попа и первый альбом New York Dolls. Я слушал их снова и снова и продолжать играть. Я связывал эту игру с тем, что мы репетировали прошлой ночью, но едва ли я научился соединять аккорды, чтобы играть песни. Я добавил немного элементов игры Чака Берри.