Российское общество: потребление, коммуникация и принятие решений, 1967-2004 годы - [13]
Вот доля этих групп в группах по активности приема сообщений[34].
Здесь мы видим не только подтверждение предыдущих выводов на основании дисперсионного и энтропийного анализа линейных распределений активности информационного приема по числу сообщений. Интенсивность приема четче связана с уровнем осознания своих объективных потребностей в информации реципиентом, если объем информационного потока соответствует системному времени, фиксируемому в средней или колеблется близко от него. Следующая таблица делает этот вывод еще более наглядным.
Характерным обстоятельством, вытекающим из дополнительных данных, является то, что уже в 1968 г. среднее число сообщений, рассмотренное в рамках групп, различающихся активностью в структуре информационно-политических процессов и дифференцирующихся по профессиональной принадлежности и по образованию, совершенно одинаково. Если мы введем в дифференцирующуюся по указанной активности структуру формы межличностной коммуникации (обмен мнениями в бытовой микросреде, семье, производственной общности), то отклонение в средней незначительно возрастет в наиболее активной группе (в 80 %-м интервале до 29,6 принятых на читательскую душу сообщений). При этом среди мало– и средневключенных в массовые формы идеологического процесса средняя не падает. Это значит, что процесс приема сообщений принял уже 40 лет назад массовый характер и читатель совершенно свободно вел себя на рынке сообщений, выбирая в той или иной жизненной ситуации любую качественную информацию, необходимую ему и мало соответствующую заявленным интересам, на которые ориентировались редакции. В то время рынок сообщений сложился, а рынок товаров, как мы вскользь пока рассмотрели, был стандартизован и узок по ассортименту товаров широкого народного потребления и товарному покрытию рубля. Однако теперь дело зеркально изменилось. Насыщенность товарами перекрывает платежеспособный спрос широких слоев населения, а рынок сообщений резко ограничен набором содержательных элементов социальной информации, отражающей жизнь страны. Это видно уже невооруженным взглядом, но мы впоследствии покажем это на данных анализа содержания ведущих газет России.
Картографирование социальной системы
Социальное пространство и время, развертываясь в физическом пространстве и времени, являются квазиобъектами, требующими своих, отличных от физических, методов измерения, если мы хотим увидеть их или «потрогать руками».
Уже в конце 70-х гг. были построены социальные карты активности различных слоев населения в традиционно выделяемых сферах общественной жизни. При проведении второго таганрогского исследования (в рамках ИСИ АН СССР) были зафиксированы на единых показателях распределения населения в контуре информационно-пропагандистских средств и каналов выражения общественного мнения и в сфере общественно-политической деятельности. Сопоставление одинаковых выборок с разницей в 10 лет позволило сделать выводы о том, что при почти неизменной массе деятельности в структуре выделенных сфер жизни наличествует тенденция разрушения этой институциональной структуры. Впоследствии на Всесоюзном исследовании в 10 154 человека это получило подтверждение. Результат позволил построить первые социальные карты разрушающейся структуры, вытянув ее в группы по активности в подлежащем интегральных таблиц. Не анализируя пока динамики этой структуры, покажем взаимосвязи полученных из нее групп по активности с некоторыми признаками в масштабах страны.
Таким образом, выводы из исследований проекта «Общественное мнение» по г. Таганрогу в 1969 г. на городской выборке в 1021 человек подтверждаются через 10 лет на данных Всесоюзного исследования в 10 154 обследованных. Картина здесь, естественно, представительней. Дополним эту картину таблицей, составленной из разных исследований, фиксируя активность социально-профессиональных групп населения в широком наборе сфер жизни, а затем сделаем выводы сразу по двум социальным картам активности (табл. 1.14, 1.15).
Как видно, оба способа анализа социального объекта хороши. В первом случае мы инициируем активность в типологическую группировку в подлежащем таблицы и рассматриваем связи сконструированного так признака активности в какой-либо подсистеме с социально-демографическими признаками или признаками активности в другой подсистеме. Во втором случае мы рассматриваем отклонения среднего значения активности социальной группы в той или иной сфере жизни по среднему значению числа форм жизни, освоенных индивидуумом из данной социальной группы. Однако картины взаимно дополняют друг друга. В первом случае мы видим связь включенности в массовые общественные идеологические формы с возрастными, социально-профессиональными, образовательными группами и с уровнем благосостояния. И связь признаков «активности» в рассмотренной подсистеме довольно устойчива и наглядна. Молодое поколение социализируется, старое уходит из активной жизни, среднее наиболее активно. Положение в стратификационной структуре общества тем выше, чем выше образование, достаток. Вторая «диаграмма» показывает контур распределения общественного богатства в активности его присвоения через существующие формы общественной жизни. Вся стоимость непосредственно создается социальными группами, чья активность фиксируется в восьмой строке таблицы – сфере труда. А вот присваивается эта стоимость в иных предметных областях и через активность других социальных групп. Здесь тоже видна роль социальной стратификации, глубины участия в доминирующих к данному моменту в обществе политико-идеологических формах, дающих возможность присвоить более, чем в других областях. Это и есть скрытая семантика общества, на знамени которого символы труда – серп и молот. То, что символы изменились, не означает тождества явной символики и скрытой реальной семантики. Скорее наоборот, и иначе и быть не может.
