Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - [41]

Василий Андреевич выступил с большой речью в поддержку законопроекта на пленарном заседании Думы 23 мая 1909 года. Прежде всего он констатировал: правые ораторы и вместе с ними вся правая пресса полагают, что если в «старообрядческом законе» либералы-правозащитники «подкапывались под основания Православной церкви», то при обсуждении нового закона о возможности смены вероисповедания они «уже идут против самого христианства». В противовес правой демагогии был выдвинут контртезис: «Мы выставляем этот закон и защищаем его как основной принцип именно христианского государства». По мнению выступавшего, русские клерикалы уподобляются древним римлянам. Те, преследуя первых христиан, говорили о «пользе римской государственности»; точно так же ведут себя современные русские клерикалы, оправдывая религиозную нетерпимость «пользой российской государственности». Подлинное же христианское сознание несовместимо с религиозной нетерпимостью: «Свободу совести создало христианство, ее принес на землю Христос, учивший, что всякое деяние постольку в нравственном и религиозном смысле ценно, поскольку оно исходит из свободного произволения человеческой души». Караулов призвал различать христианское сознание русского народа и клерикальную нетерпимость его псевдорадетелей: «Наше церковное здание было заставлено целыми лесами различных полицейских подпорок и перегородок, закрывавшими его величаво-приветливую, уютную красоту… Нам говорят, нельзя вводить свободу совести ввиду православных чувств русского народа. Этот довод, гг., приводился всегда, когда хотели удержать путы на чьей-либо совести… Русский народ оказался терпимее и выше тех поклепов, которые на него систематически возводились. (Голоса слева: браво; рукоплескания в центре и левой.)»

В.А. Караулов выступил против поправки представителей Священного синода (в Думе ее огласил епископ Евлогий), которая запрещала лицам, находящимся на действительной службе, в том числе военной, переходить из православной веры в другие вероисповедания. «Я не понимаю, как для христианина можно сказать, что святая святых человеческой души, союз этой души с Богом, к которому она стремится, союз ее с Творцом и Зиждителем вселенной, может быть отодвигаем на задний план техническими соображениями какой бы то ни было службы. (Голоса слева: браво.)» Напротив, люди военного сословия, защитники государства, более, чем кто-либо, заслужили гарантии свободы совести, ибо «они, чтобы предотвратить от государства опасность, должны стать лицом к лицу со смертью», и «нужно, чтобы эти люди были уверены в том, что их последние тяжелые минуты будут сопровождаться религиозным утешением той церкви, в которую они действительно веруют; с этой стороны удерживать их в церкви, от которой фактически душой они уже отпали, будет грехом, даже против боевой способности армии».

И на сей раз на стороне либерального законопроекта оказались не только конституционные демократы (в поддержку тезисов Караулова убедительно выступили П.Н. Милюков, В.А. Маклаков, Ф.И. Родичев), но и такие влиятельные октябристы, как, например, М.Я. Капустин. Один из лидеров правых Н.Е. Марков (Марков 2-й), не без оснований подозревая, что за приверженностью части октябристов законопроекту стоит личное влияние Василия Андреевича, сказал: «Вот если бы г. Караулову удалось уговорить вероисповедную комиссию представить нам предположение об узаконении безбожия, то это было бы еще лучше, было бы еще яснее, что подают яд, что подают отраву, что весь этот законопроект надо выбросить как можно скорее, как можно дальше».

В ходе дискуссии семьдесят девять правых членов Государственной думы подписали специальное заявление, в котором говорилось, что «ораторы слева… систематически позволяли себе надругательство над православием, совершенно неслыханное». Еще до решающего голосования лидер умеренно правых Н.Д. Балашов сделал заявление от имени своей фракции: «Вновь образовавшееся в Думе большинство, расширив пределы законодательного предположения, установило начала равенства перед законом религии христианской с еврейством, магометанством и даже язычеством. Признавая непреложной истиной, что величие и мощь Российской Империи покоятся на тесном и неразрывном союзе с первенствующей Церковью Православной, и находя, что распространительное толкование Высочайших предуказаний, допущенное большинством Государственной думы, пытается извергнуть Россию даже из сонма государств христианских, фракция умеренно правых, исчерпав все меры противодействия, воздерживается от дальнейшего обсуждения названного законопроекта». Тем не менее 1 июня 1909 года законопроект был принят «новым думским большинством», включая подавляющую часть октябристов.

Принятие двух весьма либеральных «вероисповедных законов» привело к расколу октябристской фракции и выделению из нее правого крыла, сблизившегося с правыми в Думе. Это, в свою очередь, означало распад блока октябристов и умеренно правых, который ранее служил главной думской опорой правительства П.А. Столыпина.

Активная позиция Караулова – убежденного антиклерикала и либерала-христианина – снискала ему славу одного из опаснейших противников для право-националистической части Думы и черносотенных сил в стране. Дело неоднократно доходило до прямых оскорблений с правых думских скамей, что затем становилось предметом широкого обсуждения в обществе. Так, 5 мая 1909 года Василий Андреевич включился в дискуссию по вопросу о восстановлении политических прав лиц, лишенных священнического сана или оставивших духовный сан: «Существует попытка самый церковный клир обратить в крайнюю политическую партию, и партию, для которой политическая терпимость и разборчивость в средствах не составляет характерной добродетели». В своей яркой речи он привел пример из «Московских ведомостей»: в 1908 году тридцать два епископа Русской Православной церкви стояли во главе отделов Союза русского народа. В этот момент волынский депутат, лидер житомирских черносотенцев П. В. Березовский (Березовский 2-й) с места громко крикнул Караулову: «Острожник!» Тот парировал: «Член Государственной думы Березовский 2-й назвал меня острожником. Я на такого рода замечания здесь не отвечаю.