Российский колокол, 2015 № 4 - [56]

Деревянный клоун вдруг припомнил, что один из шипов оживляющего растения до крови уколол Урфину палец…

«А вдруг это заражение крови добротой! – осенило клоуна. – Вот бы найти снадобье, которое смогло бы снова сделать Джюса злым и завистливым. Рассказывал же филин про какого-то мальчишку, Кая, кажется, которому Снежная королева смогла осколком льда так заморозить сердце, что ему на всех стало наплевать, даже на самых родных и близких».

– Вот только где найти такое колдовское мороженое в нашей Волшебной стране, здесь же вечное лето? – вздохнул Эот.

– В Снежном поле! – вдруг услышал он в ответ.

Это было настолько неожиданным, что Линг чуть не свалился с пенька под дубом.

Подняв голову, клоун разглядел в ветках филина Гуамоколатокинта.

– А ты откуда здесь взялся, Гуамо? – поинтересовался Эот, хотя хорошо знал, что филин терпеть ненавидит, когда его называют вместо полного имени каким-то огрызком.

– Не Гуамо, а Гуамоколатокинт! – огрызнулся филин.

– Ладно, ладно, – пошёл на попятную Эот. – Будь хоть Гуамоколато-Шоколато, мне не жалко! Что, сбежал от добренького и сладенького Урфина? Противно стало?

– Ты же знаешь, я летаю сам по себе! – отозвался филин. – С кем выгодней, с тем и живу. Просто у Урфина стало слишком уж чисто и светло, а мы, филины, любим, где темно да сыро. Вот я и решил переселиться в лесную чащу, в дупло старого дуба. Я же в нём после Первой войны прятался!

– Живи где знаешь! – не стал возражать Эот. – Так что ты там проухал?

– Лёд, говорю, можно найти в Снежном поле! – проворчал филин. – Ты чем слушаешь? Впрочем, чего с тебя взять: у тебя ушей-то нет.

И филин горделиво встряхнул шикарными кисточками ушей.

– Мой прадед Каритофилакси рассказывал, что в Большом мире есть Страна Ква, где времена года не следуют одно за другим, как им положено, а располагаются одно подле другого…

– Как-как это? – недоверчиво воскликнул Эот.

– Что ты раскаркался, как Кагги-Карр! – проворчал Гуамоко. – Помнишь ворону, которая вечно возле Правителя Изумрудного города крутилась? Ты не поверишь, Страшила её Министром связи сделал. А ведь во время войны с менвитами я первым сообщил, что мыши уснули, когда вся её птичья почта сбежала в Жёлтую страну, испугавшись взрыва «Диавоны»!

«Так вот почему филин сбежал, – сообразил клоун. – Приятно узнать, что и старина Гуамо подвержен такому приятному чувству, как чёрная зависть!»

– Там ты сможешь, например, прямо из весны вернуться в зиму! – продолжил филин.

– Здорово! – воскликнул Линг. – Вот только подействует ли лёд на Урфина?

– Еще как! – уверил его филин. – Правда, для этого снег должен быть прошлогодним, а добыть его нужно в канун Нового года!

– Ну, допустим, – по своей вредной привычке продолжал сомневаться Эот. – А как его в Волшебную страну доставим? Растает же по дороге!

– Нужно спрятать в опилки! – не полез за словом в карман Гуамоколатокинт.

– Где же мы в Снежном поле опилки достанем? – воскликнул Линг. – Там, наверно, от холода весь лес сожгли…

– Есть у меня и на этот счёт мыслишка! – довольно ухнул Гуамоко. – Тут совсем недалеко Топотун себе берлогу соорудил, после того, как от хозяина сбежал…

– Топотун – берлогу? – недоверчиво протянул Эот. – Медведи же летом не спят! Да он и не настоящий, просто шкура, набитая опилками…

Клоун осёкся.

– Ах ты, Гуамоколатокинтище! – восторженно завопил Линг. – А почему Топотун от хозяина сбежал? Он же ему был предан как собака, верхом на себе позволял ездить…

– Да, как и ты, испугался, наверно. Медведь же не таким уж белым и пушистым был! Помнишь, как дуболомам направо и налево оплеухи раздавал?

– А как мы заставим его с нами в Снежное поле идти? – продолжал сомневаться Линг.

– Да ты пораскинь мозгами-то! – филин раздражённо махнул крылом на деревянного клоуна. – Ух, совсем забыл, ты же из породы дуболомов, откуда у тебя им взяться?

– Ну-ну, полегче на поворотах! – огрызнулся Эот.

– Скажем Урфин попросил, – усмехнулся Гуамо, – погреб для хранения фруктов оборудовать.

– Какой же ты умный! – восхитился Эот.

– Да, мы, филины, такие! – не стал спорить Гуамоколатокинт. – Ну, что, полетели? Садись на меня!

Минут через пятнадцать он приземлился возле кучи хвороста, откуда доносилось причмокивание.

– Лапу сосёт, косолапый! – проухал Гуамоко. – Никому не известно, почему медведи сосут лапу. Одни считают, что скусывают старую огрубевшую кожу с подошвы. Другие – что привычка осталась с детства, когда мамку сосали. Зоопсихологи расценивают это как поведенческую патологию…

Эот уставился на Гуамо как на сумасшедшего: «Ну и зачем, спрашивается, мне мозги? Чтобы такую вот околесицу нести?»

Филин взгромоздился наверх берлоги и… закукарекал.

«Ну, точно, сбрендил! – окончательно уверился в своих мыслях Линг. – А ведь мне с ним в Снежное поле идти…»

Куча хвороста зашевелилась, вздыбилась. «Петушок» едва успел перепорхнуть на соседнее дерево, как из-под обломков берлоги восстал громадный бурый медведь. Он протёр лапой глаза, помотал головой и проревел:

– Кому не спится в ночь глухую? Подходи по одному!

Его взгляд остановился на филине.

– А, Гуамоколатокинт! Ты от хозяина? Я ему понадобился? – с явной надеждой в голосе поинтересовался он.