Российский колокол, 2015 № 1 - [24]
Вера стоит у окна, вглядывается в привычный, до боли знакомый унылый пейзаж.
И вдруг…
Что это было?
Сон?
Явь?
Когда это было?..
Голубоглазое облако дождя.
Сизое марево.
Ярко-синие брызги.
И косые прохладные струйки.
Нежное тихое пение зашумевшего вдруг дождя…
Ее глаза корчились от обиды и боли, но взгляд струился, растекаясь по всему окружающему ее миру.
И был он чистым и светлым, лучистым и жизнеутверждающим.
И в глазах его отражался ее дождь, и капал дождь из ее глаз, и пахло дождем и свежестью.
А глаза их сияют, и сверкающие дождинки – или слезинки? – мерцают и медленно капают с ресниц.
Он.
Она.
И шепот дождя.
Тише…
Слышишь?
А косой дождь все струится, поливает их из огромной небесной лейки, и маленькие горошки-оспинки дождя в лужах то надуваются, то лопаются, точно мыльные пузыри.
Кипит, дымится земля под дождем.
Дождик распустил длинные тонкие волосы, а легкий ветерок растрепал их – полощет тихонько.
Все замирает вокруг, соединяется в безмолвном объятии. Только он и она – одни во всем мире. Его куртка становится им шалашом. Губы их сливаются в бесконечном прозрачном поцелуе дождя, и струится дождь ручьями по их лицам, лаская, омывая.
И глаза ее вливаются в его глаза, а капли дождя обтекают их сомкнутые губы, а они жадно пьют из этих чистых ручейков свежую воду дождя – пьют друг друга.
Острый свежий аромат дождя, юности, счастья вливается в нос, рот, глаза…
Упоение дождем.
Он смотрит на нее такими лучистыми карими глазами – смотрит, не отрываясь. А потом тихо-тихо шепчет:
– Господи, не дай мне утонуть в этих глазах!
Тихая струящаяся по земле тишина.
И музыка дождя.
Беззвучный шелест счастья.
Это дождь что-то шепчет, шелестит, шелком струится, стелется по земле?
Разговорился наш друг шелковый дождь.
Только они.
Двое.
Одни на всем белом свете.
Он.
Она.
А еще дождь.
Смеющиеся юные брызги счастья.
Пение дождя.
Тише…
Слышишь?
Оглушительно счастливый дождь.
Прозрачное призрачное счастье.
И обезумевшая шалая ночь.
А потом, взявшись за руки, смеясь, они бегут под дождем к подъезду, и струи дождя секут их волосы, лица, руки, и, падая на землю, водяные потоки закипают под их ногами.
В ту ослепительную ночь было зачато дитя, девочка. Печаль – так нарекли они ее.
Когда это было?
Когда?
Давно, очень давно.
В начале их летоисчисления.
И не повторится никогда больше.
А потом – пузырилось волнение, дождило беспокойство.
И проступал лишь робкий отпечаток надежды.
Куда все ушло?
Ведь счастье долгим не бывает.
А за окном, держась за поясницу и кряхтя от боли, вышивает крестиком на пяльцах старенький дождь. Грязно-серый городской пейзаж. И утро встало не с той ноги, тапочки перепутало, ни разу не улыбнулось. Простуженное, оно бурчало под душем, громогласно чихало, сморкалось, мерзко хлюпая дождем или снегом.
Тоже мне зима называется. Сиротский, нелепый вид у дождя.
Андрей Бачурин
Родился 16.07.1960 г. в с. Коломенское Ленинского р-на Московской области, вместе с которым в 1961 году перебрался в Москву, где окончил школу, техникум и институт. Инженер-системотехник. Работает в строительной отрасли. Первые опыты в области литературы состоялись несколько лет назад. Член Российского Союза писателей – секция поэзии.
Орхидея и Одуванчик
(вспоминая сказки Андерсена)
Давным-давно в одном большом и очень старом ботаническом саду, в одной из его оранжерей, росла Орхидея. Обыкновенная, ничем не выделяющаяся среди прочих, простая прекрасная Орхидея. Росла она в компании таких же прекрасных орхидей, почти во всем похожих на нее. Но все-таки эта Орхидея отличалась от своих подруг – она умела немного мечтать. Правда, мечты ее были совсем простые. Она мечтала увидеть большое широкое поле, которое простиралось от ботанического сада до большой полноводной реки, или побывать на лужайке, в роще у высокой горы. Ей очень хотелось увидеть цветы, которые там растут, хотелось похвастаться перед ними своей красотой. Она представляла себя королевой, вокруг которой простые полевые цветы преклоняли бы свои такие невзрачные головы.
Вы спросите, откуда Орхидея знала о поле, лужайке и о цветах, росших на них? Конечно же, от птиц! Она много раз слышала разговоры вездесущих неугомонных воробьев, которые часто залетали к ним в оранжерею, о том, что за пределами сада есть совсем другой мир, мир, в котором все другое – и деревья, и цветы, и плоды. Но в отличие от ее, как ей казалось, огромного сада, этот мир очень большой, опасный и суровый. Орхидея пыталась придумать, как она смогла бы попасть на поле, увидеть лужайку, но у нее ничего не получалось. Она знала, что время от времени приходил старый ворчливый садовник, внимательно осматривал каждую орхидею, росшую в их оранжерее, и некоторые из них он увозил с собой на старой скрипучей тележке. Обратно орхидеи не возвращались и узнать их судьбу было невозможно, так как воробьи ничего про это не говорили, а бабочек, пчел и всевозможных мух привлекал только нектар орхидей, да и говорить они не умели.
И вот как-то утром Орхидея заметила возле себя какое-то другое растение, совсем не похожее на нее. Листья этого растения были резными и такими тонкими, что орхидея подумала: не больно ли оно и как могло появиться в их оранжерее? А растение все росло и росло. Старый садовник, увидев его, только всплеснул руками и покачал головой. Затем он достал из своей скрипучей тележки длинный металлический штырь и, глубоко воткнув его почти в центр этого странного растения, вскрикнул. Орхидея все это видела и с любопытством ждала: что дальше сделает садовник и что означал его крик? Но старый садовник стоял, согнувшись, возле странного растения, держась одной рукой за металлический штырь, а другую руку прижав к груди. Смуглое лицо садовника, все изрезанное морщинами, стало серым, он выпустил из руки штырь, за который держался, отшатнулся и упал на бок возле своей тележки. Посетители сада, увидев это, стали громко кричать. Прибежали работники, положили старого садовника на его скрипучую тележку и увезли. Больше Орхидея его не видела. А растение росло и через два дня из его центра потянулась стрелка, на конце которой была круглая зеленая головка. Эта стрелка тянулась к ней, Орхидее.
