Россия в концлагере - [195]

Шрифт
Интервал

В сущности, мой отъезд сильно похож на бегство, точнее, на дезертирство. А что делать? Строить футбольные площадки на ребячьих костях? Вот, один уже утонул в болоте. Что сталось с теми тринадцатью, которые не вернулись?

Канал тих и пуст. На моторке я — единственный пассажир. Каюта человек на 10–15 загажена и заплевана; на палубе сырой пронизывающий ветер, несущий над водой длинные вуали утреннего тумана. «Капитан», сидящий в рулевой будке, жестом приглашает меня в эту будку. Захожу и усаживаюсь рядом с капитаном. Здесь тепло и не дует, сквозь окна кабинки можно любоваться надвигающимся пейзажем — болото и лес, узкая лента канала, обломанная грубо отесанными кусками гранита. Местами гранит уже осыпался и на протяжении сотен метров в воду вползают медленные осыпи леску. Капитан обходит эти места, держась поближе к противоположному берегу.

— Что ж это, не успели достроить, уже и разваливается?

Капитан флегматично пожимает плечами.

— Песок — это что. А вот плотины заваливаются. Вот за Водоразделом сами посмотрите. Подмывает их снизу что ли. Гнилая работа, как есть гнилая; тяп да ляп. Гонють, гонють, вот и выходит — не успели построить, глядишь, а все из рук разлазится. Вот сейчас всю весну чинили, экскаваторы работали. Не успели подлатать, снова разлезлось. Да, песок — это что. А как с плотинами будет, никому не известно. Другой канал думают строить, не дай, Господи!

О том, что собираются строить вторую нитку канала, я слышал еще в Медгоре. Изыскательные партии уже работали, и в производственном отделе уже висела карта с двумя вариантами направления этой «второй нитки». Насколько я знаю, ее все-таки не начали строить.

— А что возят по этому каналу?

— Да вот вас возим.

— А еще что?

— Ну, еще кое-кого, вроде вас.

— А грузы?

— Какие тут грузы. Вот вчера на седьмой участок под Повенцом пригнали две баржи со ссыльными. Одни бабы. Тоже груз, можно сказать. Ах ты, мать твою!

Моторка тихо въехала в какую-то мель.

— Стой! Давай полный назад! — Заорал капитан в трубку.

Мотор дал задний ход; пена взбитой воды побежала от кормы к носу; суденышко не сдвинулось ни на вершок. Капитан снова выругался: «Вот заговорились и въехали, ах ты так его!» Снизу прибежал замасленный механик и в свою очередь обложил капитана. «Ну, что ж, пихаться будем». — сказал капитан фаталистически.

На моторке оказалось несколько шестов, специально приспособленных для «пихания», с широкими досками на концах, чтобы шесты не уходили в песок. Дали полный задний ход, навалились на шесты, моторка мягко скользнула назад, потом, освободившись, резко дернула к берегу. Капитан в несколько прыжков очутился у руля и едва успел спасти корму от удара о береговые камни. Механик, выругавшись еще раз, ушел вниз к мотору. Снова уселись в будке.

— Ну, будет лясы точить, — сказал капитан. — Тут песок из всех щелей лезет, а напорешься на камень — пять лет дадут.

— А вы заключенный?

— А то как же.

Часа через два мы подъезжаем к Водоразделу — высшей точке канала. Отсюда начинается спуск на север, к Сороке. Огромный и совершенно пустой затон, замкнутый с севера гигантской бревенчатой дамбой. Над шлюзом бревенчатая триумфальная арка с надписью об энтузиазме, победах и о чем-то еще. Другая такая же арка, только гранитная, перекинута через дорогу к лагерному пункту. Огромная и тоже пустынная площадь, вымощенная булыжниками, замыкается с севера длинным, метров в сто, двухэтажным бревенчатым домом. По средине площади — гранитный обелиск с бюстом Дзержинского. Все это пусто, занесено песком. Ни на площади, ни на шлюзах — ни одной живой души. Я не догадался спросить у капитана дорогу к лагерному пункту, а тут спросить не у кого. Обхожу дамбу, плотины, шлюзы. На шлюзах оказывается есть караульная будка, в которой мирно почивают двое каналохранников. Выясняю, что до лагпункта — версты две лесом, окаймляющим площадь, вероятно, площадь имени Дзержинского.

У оплетенного проволокой входа в лагерь стояло трое ВОХРовцев, очень рваных, но не очень сытых. Здесь же торчала караульная будка, из которой вышел уже не ВОХРовец, а оперативник, то есть вольнонаемный чин ГПУ: в длиннополой кавалерийской шинели с сонным и отъевшимся лицом. Я протянул ему свое командировочное удостоверение. Оперативник даже не посмотрел на него: «Да что там, по личности видно, что свой, проходите». Вот так комплимент! Неужели мимикрия моя дошла до такой степени, что всякая сволочь по одной личности признает меня своим.

Я прошел за ограду лагеря и только там понял, в чем заключалась тайна проницательности этого оперативника: у меня не было голодного лица, следовательно, я был своим. Я понял еще одну вещь, что лагеря, как такового, я еще не видал, если не считать 19-го квартала. Я не рубил дров, не копал песку, не вбивал свай в Беломорско-Балтийскую игрушку тов. Сталина. С первых же дней мы все трое вылезли на лагерную поверхность. И кроме того, Подпорожье было новым с иголочки и сверхударным отделением, Медгора же была столицей, а вот здесь, в Водоразделе, просто лагерь, не ударный, не новый и не столичный. Покосившиеся и почерневшие бараки, крытые парусиной, корой, какими-то заплатами из толя, жести, и Бог знает, чего еще. Еле вылезающие из-под земли землянки, крытые дерном. Понурые, землисто бледные люди, которые не то, чтобы ходили, а волокли свои ноги. На людях несусветная рвань, большей частью собственная, а не казенная. Какой-то довольно интеллигентного вида мужчина в чем-то вроде довоенной дамской жакетки, как она сюда попала? Вероятно, писал домой: пришлите хоть что-нибудь, замерзаю. Вот и прислали то, что на дне семейного сундука еще осталось после раскулачивания и грабежей за полной ненадобностью властям предержащим. Большинство лагерников в лаптях. У некоторых еще проще — ноги обернуты какими-то тряпками и обвязаны мочальными жгутами.


Еще от автора Иван Лукьянович Солоневич
Две силы

ПРЕДИСЛОВИЕ ИЗДАТЕЛЬСТВА В переживаемое нами время издание русских книг в эмиграции – чрезвычайно трудная задача. Но, несмотря на все материальные трудности, стоящие перед Издательством в данное время (и впереди), – мы решили выпустить отдельной книгой роман Ивана Солоневича “ДВЕ СИЛЫ”, по нашему искреннему мнению, – самый лучший роман о советской жизни, вышедший когда-либо в эмиграции. Преодолев ряд юридических, технических и материальных затруднений, мы пошли на этот риск в полной уверенности, что те, кто любят Россию и хотят знать о страданиях русского народа – широко поддержат этот роман.


Диктатура сволочи

Книга составлена на основании сборника публицистических статей, объединенных названием «Диктатура слоя», который вышел в Аргентинской столице Буэнос-Айресе в 1956 году. Написанные в жанре «горячей» публицистики, эти статьи отражают впечатления «от» и мысли «по поводу» генезиса Второй Мирровой войны — войны против России и русских, ведущаяся и поныне. Надо ли подчеркивать, насколько выводы Солоневича актуальны сегодня. Именно «горячая» публицистика — откровенна, наиболее откровенна.


Народная монархия

Книга И.Л.Солоневича «Народная монархия», бесспорно, принадлежит к числу лучших историко-философских произведений XX века. Изданная миллионными тиражами и хорошо известная зарубежному русскоязычному читателю, она по странному стечению обстоятельств все еще не получила достаточной известности у нас в стране. Кто в России плохой - власть или народ? Нация и национальность - не одно и то же, почему же Россия до сих пор ни то, ни другое? Почему иностранные слова нам нравятся больше, чем русские? Почему и с какого момента мы думаем, что мы глупее иностранцев? В чем подлинная причина Гражданской войны, а стало быть, и подлинная разгадка тайны победы Красной Армии над Белым Движением? Чем отличаются мотивации монарха и президента? Существует ли на самом деле загадка русской души - или только ее пропагандистский фантом? Перспективен ли русский народ с исторической точки зрения? - единая концепция, отвечающая на эти и другие вопросы, дана в предлагаемой книге с предельной убедительностью.


Политические тезисы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Диктатура импотентов (Социализм, его пророчества и их реализация)

Книга И. Солоневича «Диктатура импотентов. Социализм, его пророчества и их реализация» печатается по изданию И. Солоневич, «Диктатура импотентов», Буэнос Айрес, 1949.Автор говорит о социализме, философии и всяких других вещах, дает им определения с тем, чтобы точно установить, о чем же идет речь, анализирует происходящее, выражает свое отношение к настоящему и прогнозирует будущее.И. Солоневич. Диктатура импотентов. Издательство «Благовест». Новосибирск. 1994.


Самооборона и нападение без оружия

И. Солоневич в своей книге «Самооборона и нападение без оружия» из серии книг, издаваемых Отделом милиции по производственному просвещению, делает первую попытку объединить бокс, борьбу, джиу-джитсу или, вернее, отдельные приемы их в один комплекс, преследующий чисто практические цели и приспособленный к условиям милицейско-розыскной службы. Данный труд т. Солоневича построен на чисто производственной базе, на анализе милицейской и розыскной службы и имеет своей целью нечто реальное, то есть привитие таких навыков, которые дали бы возможность физически слабому взять верх над более сильным.Введение в книгу методических указаний по обучению, а также детальное рассмотрение вопросов тренировки и применение на практике различных приемов при различных обстоятельствах и условиях милицейско-розыскной службы делает труд т.


Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.