Россия в глобальной политике. Новые правила игры без правил (сборник) - [37]

Заметно и влияние теоретиков открытой экономики и укрепления международных экономических институтов. Некоторые из них, подобно Эрику Гарцке, убеждены, что капитализм гарантирует мирное взаимодействие государств. Другие настаивают на том, что наличие международных экономических институтов, таких как МВФ и Всемирный банк, и постепенное расширение участия незападных стран в деятельности глобальных институтов стало залогом предотвращения второй Великой депрессии. Но и здесь, считают они, лидерство Соединенных Штатов – залог стабильности. Без него не было бы глобальной поддержки идей экономической открытости, предоставления необходимой для выхода из кризиса ликвидности и макроэкономической координации среди основных экономик мира (США, ЕС и Китай). Такова, в частности, аргументация недавней книги Дэниела Дрэзнера «Система сработала». Америка, считают представители данной группы, заинтересована в распространении глобального капитализма и вовлечении в его систему всех значимых игроков. Это ведет к снижению их эгоизма (free ride) и повышению чувства ответственности за поддержание мировой экономической открытости. Характерно, пишет Дрэзнер, что Китай сыграл в период глобального кризиса по правилам вашингтонского, а не пекинского консенсуса.

Важнейший для глобалистов вопрос – как быть с подъемом Китая? Несмотря на рост алармизма американского интеллектуально-политического сообщества относительно намерений и возможностей азиатского гиганта, глобалисты в целом менее пессимистичны, чем изоляционисты. Так, реалисты ставят под сомнение способность Китая, несмотря на его экономический подъем, всерьез конкурировать с США в военной области. Значительный ВВП, считает, например, Майкл Бекли, еще не означает способности конвертировать его в национальную мощь. Последняя определяется показателями инновационности и возможностями высокотехнологического производства внутри страны, по которым отставание Китая от Америки не сократилось с 1991 года. В основном реалисты-глобалисты считают, что следует активнее проецировать военную мощь в Азии, вовлекая Китай в экономическое сотрудничество. Шансы военной конфронтации остаются невысокими, учитывая ее дорогостоящий характер, а инновационность экономики США позволит ей сохранить ведущие позиции в мире. В этом с реалистами солидарны и представители либеральных школ.

Что касается России, то большинство глобалистов считают ее сложным партнером. В силу традиционно-великодержавного менталитета и все еще слабой степени интеграции в западные политико-экономические структуры Россия пока не готова примириться с глобальным доминированием Соединенных Штатов и довольствоваться ролью младшего партнера. Нельзя сказать, что глобалисты озабочены этим больше, чем растущей ролью Китая. Россия воспринимается как слабое, хотя и капризное (prickly) государство, которому со временем придется примириться со своим объективно скромным положением в мире и принять глобальное лидерство Америки как должное. Экономическое и военно-политическое сближение России и Китая тревожит некоторых глобалистов, но не до такой степени, чтобы изменить принципы защищаемой ими линии. Политика глобального лидерства представляется им необходимой, в том числе и потому, что в мире все еще остаются государства, готовые бросить вызов американским интересам и ценностям.

Выводы для России

Таким образом, в споре изоляционистов и глобалистов последнее слово остается за глобалистами. Корректируя свои позиции, они продолжают доминировать в интеллектуально-политическом дискурсе, настаивая на политике глубокой вовлеченности и отказывая незападным странам в статусе равных партнеров. Как выразился недавно в статье в The Wall Street Journal Фукуяма, «если меня попросят на спор предсказать, будут ли через 50 лет США и Европа напоминать Китай или же наоборот, я без колебаний выскажусь в пользу последнего», ссылаясь при этом на недолговечность китайской модели роста и политической системы. Фукуяме, кажется, и в голову не пришла возможность, что не произойдет ни первого, ни второго, в то время как западная и китайская модели сохранят глубину своих социокультурных различий.

Другой характерный пример – президент Обама, который со времени своего избрания на первый срок склонялся к изоляционизму в гораздо большей степени, чем кто-либо из его предшественников. К сожалению, это был изоляционизм недостаточной осведомленности и опыта, в результате чего президент уверовал, что отношения с Россией, Китаем и странами Ближнего Востока будут укрепляться уже в силу демонстрации Америкой намерений отказаться от силовой политики Буша-младшего. Сегодня политика в отношении России во многом отдана на откуп Госдепартаменту, влияние «ястребов» в окружении президента существенно возросло, а сам он все чаще выступает как ярый поборник американской исключительности и глубокой глобальной вовлеченности.

Сказанное подводит к мысли, что Россия не может строить свою политику исходя из убеждения, что Америка вот-вот избавится от иллюзий однополярности. Эти иллюзии укоренены в ментальности политического класса и на обозримый период продолжат определять формирование американских интересов в мире. Даже если к власти придет лидер со взглядами, близкими изоляционистским, он вскоре скорректирует их в соответствии с убеждениями глобально-ориентированной элиты. Эта элита как огня боится национализма великих держав, в котором немедленно усматривает «нового Гитлера», и экономического меркантилизма, подобного предшествовавшему Великой депрессии. Аналогии с предвоенной Европой по-прежнему формируют внешнеполитическое сознание США, требуя курса на глобальную вовлеченность. Москве следует готовиться к длительному сосуществованию с такого рода элитой с глобальными амбициями и не ожидать замирения с Вашингтоном на равных условиях, даже если российская экономика окрепнет, а подъем Китая и Индии будет идти по-прежнему впечатляющими темпами. В отношении России в Америке глубоко укоренено убеждение, которое недавно выразила в своих мемуарах Хиллари Клинтон. В преддверии номинации на участие в президентской гонке от Демократической партии в 2016 г. она написала о заблуждении России в том, что США нуждаются в ней больше, чем она в них, и о том, что «сила и решимость – это единственный язык, который способен понять Путин».