Россия: стратегия силы - [3]

Рассмотрим преимущества теории Гумилева подробнее. Если согласится с Тойнби [4], то активность возникает от того, что вследствие вызовов среды у человека возникает потребность стать активным. Вот представьте себе, живет человек, ловит селедку, и, как говорится, мухи не обидит. Вокруг море-океян, да такие же добродушные соседи-рыбаки. Какие у него угрозы? По Тойнби, эта угроза – кормилец океан. Но вот несколько сотен лет проходит, и эта угроза как-то не срабатывает. И рыбак остается рыбаком. И вдруг, ни с того ни с сего, океан будто бы превращается в «угрозу», а рыбак становится головорезом-викингом. Почему? Неясно. А Гумилев говорит: потому, что он получил дозу мутации, «зарядился», так сказать, и его потянуло на подвиги. Чем неудовлетворительно такое объяснение? Видимо, оно не может устроить оппонентов тем, что предполагает наличие иррациональной волевой активности не в виде производной внешних факторов, а как свойство данного индивида. Оппоненты никак не могут согласиться, что люди с рождения различаются не только по умственным способностям и по физической силе, но и по иррациональной активности. Им почему-то приятнее полагать, что если всех людей хорошо и одинаково воспитывать, то из всех получатся одинаково замечательные люди. Но практика показывает, что это совсем не так. Напротив, часто дети миллионеров с «хорошим» воспитанием спиваются и опускаются до нечеловеческого состояния, а дети бедняков, казалось бы, без всякого особенного воспитания, сами заслуженно становятся великими людьми. С другой стороны, есть народы, которые не позволяют себя поработить, а есть такие, которые позволяют, хотя и живут в аналогичных условиях, что и первые. Например, в XIX в. зулусы на юге Африки не покорились англичанам, а находившиеся примерно в тех же климатических, географических, экономических условиях народы восточного и западного побережий этого континента были значительно более покорны, и разрешали делать из себя рабов. А как объяснить возникающую активность в гражданских войнах? Ведь в них активность народа обращается на самое себя. Так что же, сам народ оказывается угрозой для самого себя? Такие факты теория вызова-ответа объяснить может лишь при учете массы часто надуманных обстоятельств. Но я напомню, что теория Птолемея тоже позволяла объяснить все известные к началу XVI в. астрономические факты, но делала это исключительно неуклюже, математически некрасиво. Коперник же, пойдя по стопам Аристарха Самосского и введя всего один постулат о том, что не Солнце вращается вокруг Земли, а Земля и остальные планеты вращаются вокруг Солнца, очень просто и изящно смог объяснить все известные к тому времени явления. Аналогично, Гумилев, введя всего одно положение о том, что среда активизирует человека не постепенно, по мере ее познания, а скачком, посредством биологической мутации, через изменение его иррационально-волевых свойств (фактически, через изменение трансцендентальной, или, иначе говоря, врожденной (по Декарту) структуры его сознания), упростил видение мира и гармонизировал его. Далее, теория Тойнби предполагает, что активность генетически не передается по наследству: отреагировав на угрозу и покончив с ней, люди в отсутствии внешнего раздражителя должны успокоиться, как только проблема исчезнет. В таком случае неясно, почему все сильные империи имеют тенденцию к расширению. Ведь в основе любой империи лежит или один народ или небольшая группа народов, которые поначалу и проявляют основную активность. Эти народы живут в небольшом ареале, и, получив активность в ответ на вызов среды, решают свои проблемы. Вот, допустим, они эти проблемы решили, причем явно надолго, зачем им идти в дальнейшие завоевательные походы? Вызов снят, следовательно, должно быть снято и раздражение. Но реально раздражение не снимается, и вот англичане покоряют пол-мира, турки-османы пытаются идти на север в Европу, Россию и т.д. Выходит, что раздражение от вызова среды не снимается простым устранением проблем. Можно было бы сказать, что народ от исходной активизации получает соответствующий стереотип поведения, т.е. становится активным как-бы по традиции. Но тогда народ с сильными традициями должен быть всегда активным, а потеря традиций должна приводить лишь к успокоению. На деле же часто происходит как раз наоборот. Например, нынешние успокоившиеся англичане более-менее чтут традиции, но растеряли почти все свои былые приобретения, а активные китайцы ломают старые законы и создают новые. Все становится совершенно запутанно и непонятно. И лишь введение пассионарности как биологического признака, передающегося по наследству, позволяет спокойно и без надуманности объяснить все это и многое другое, не прибегая к дополнительным гипотезам и предположениям: англичане к сегодняшнему времени растратили свой пассионарный потенциал и успокоились, а китайцы, напротив, недавно его приобрели и явно активизируются.

Тойнби недалеко ушел от Маркса. Тот полагал, что народы активизируются вследствие несоответствия производительных сил производственным отношениям. Не отрицая существования этих противоречий, следует все же понимать, что, как и в случае с теорией Тойнби, люди начинают осуществлять те или иные изменения только в условии наличия у них соответствующей оси свободы, которая есть не что иное, как возможность. Иными словами, сначала должна быть возможность проявлять движение по устранению противоречия, и только потом можно наблюдать это движение. А какая же здесь предполагается возможность? Ясно, что только та, которая обеспечит факт выхода из прежней ситуации в новую. Возможность в данном случае – это есть возможность отрицать прежнее и утверждать новое в противоположность прежнему. Такая возможность определяется как иррациональная воля и по существу представляет собой пассионарность.